Макар Сарматов - Не имей сто рублей

Я аккуратно положил его на топчан рядом с собой, стволом в сторону двери. И начал умываться, набирая ртом воду из кувшина и поливая себе на руки изо рта тонкой струйкой. Закончив все процедуры, я стал терпеливо ждать новостей от Шакура и его компании.

Спустя какое-то время они пришли, уже вчетвером. Сначала зашли Шакур и Назир, потом прошмыгнул шустрый, небольшого росточка парнишка. А затем вошёл огромный детина — ростом под два метра, широкий в плечах, ну прям, борец тяжеловес. В его руках пулемёт РПД (Ручной Пулемёт Дегтярёва обр. 1944 г.) казался игрушкой.

Шакур указал на меня и сказал:

— Это Волык.

Я улыбнулся и поправил:

— Волк, Шакур. ВОЛК!

Он кивнул и повторил:

— Воолк..

Потом обернулся и показал на мелкого:

— Это — Харез, а это — Батур, — ткнул пальцем он в здоровяка.

— Действительно, Богатырь (батур — богатырь, таджикск.), — сказал я.

— Ну, что нового?

— Мы идём на пост. Старики удивились нашему желанию, но не запретили.

— Отлично, и когда?

— Завтра. Утром.

— А во сколько вы выходите?

— Обычно ночью. Чтобы, когда начало светать, уже быть там. Примерно за три часа до рассвета выходим.

— Так это значит, сегодняшней ночью?

Шкур кивнул. И сказал:

— Я соберусь и зайду за тобой, с остальными встретимся уже на тропе. Да, вот ещё.

Он протянул мне туристический жилет серого цвета, с множеством разнообразных карманов, четыре их которых были чем-то заполнены. Я принял и заглянул во внутрь. В двух из них лежало по гранате Ф-1, в двух других — ещё четыре пачки патронов к ППШ. Следом подошёл Назир и протянул мне тряпку, в которую был завёрнут пистолет с запасным магазином и ещё один диск. Я вытащил и осмотрел пистолет. Это была испанская «Астра» мод. 600, 1947 года выпуска. Выщелкнул магазин, передёрнул затвор и сделал спуск. Вроде, всё нормально, хранили тоже неплохо. Потом Назир протянул мне пачку патронов, 20 штук 9x19mm Luger/Parabellum.

Меня это очень порадовало, я поблагодарил их всех за заботу. И немедленно принялся снаряжать магазины. Зная хитрости этого пистолета, я дослал патрон в патронник, вынул магазин, добавил ещё один патрон и вставил его на место. Оставшиеся три патрона положил в небольшой нагрудный карман жилетки. Потом снарядил второй диск, он был хорошо вычищен, и не было нужды смазывать его заново. Всё это я распихал по карманам жилетки. Диск — в большой левый карман, пистолет — в правый, а магазин к нему — в нагрудный. Надел жилет, попробовал доступ к карманам, попрыгал, вроде всё удобно и ничего не гремит.

Друзья молча наблюдали за моими действиями. Когда я одобрительно кивнул и сказал, что готов, они начали выходить из моего пристанища. Остался только Шакур.

— Отдыхай Волк. В обед приду, поедим, а сейчас нам надо собираться.

И тоже пошёл во двор.

Я довольный приобретенным снаряжением улёгся на топчан и закинул руки за голову.

Шакур заглянул уже после обеда, когда у меня начало сосать в желудке, но он был не с пустыми руками. Внёс казанок с варёным мясом и варёным тестом, раскатанным в лепешки. Всё это было обильно полито жирной шурпой с луком. У меня аж потекли слюни. Был бы в Казахстане, это блюдо называлось бы бешбармак, а как на местном, я спрашивать не стал.

Мой гостеприимный и хлебосольный хозяин поставил это блюдо на середину комнаты, сделал жест, чтобы я подождал и снова вышел. Я прошёл в угол, где стоял тазик с кувшином воды, помыл руки, сел на циновку перед казаном и стал терпеливо ждать.

Шакур появился быстро, видно, что он тоже проголодался. Занёс закопчённый медный чайник с горячим чаем и огромную продолговатую дыню. Я чуть не подавился собственным языком и громко сглотнул слюну.

Шакур, видя моё нетерпение, уселся на циновку напротив меня. Разлил чай по глиняным пиалам, разломил лепёшку и жестом пригласил к трапезе. Ели мы, не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком нежнейшего мяса, закусывая тестом с луком и запивая ароматным чаем. Казан незаметно опустел. Никогда не думал, что вдвоём можно столько съесть. А я, с улыбкой на лице, лепёшкой хлеба вытирал казан насухо и отправлял пропитанные шурпой куски себе в рот. Шакур, с благоговейной улыбкой добродушного хозяина, одобрительно кивал головой и уже резал спелую дыню.

Закончив трапезу, я отвалился в сторону и томно произнес:

— Рахмати калон… хеле болаззат. (большое спасибо, очень вкусно — таджикск.)

Он улыбнулся во всё лицо и, поклонившись, сказал:

— Мархамад. (пожалуйста — таджикск.)

Делать ничего не хотелось, и мы продолжали попивать чаёк.

Потом Шакур встал и вышел во двор, принёс мне сумку-перемётку, в которой лежало свёрнутое верблюжье одеяло и алюминиевая армейская фляга. В другом отделении — завёрнутые в тряпицу три лепёшки, сушёно-солёное мясо, мешочек риса и маленький мешочек соли, кисет сушёной зелени и приправ, и точно такой же — с чаем. Я кинул туда оставшиеся четыре пачки патрон и положил его на топчан у изголовья.

Шакур сказал, что вечером уточним, как будем выходить. И покинул каморку, унося с собой посуду.

Мне ничего не оставалось, как терпеливо ждать и отлеживать бока.

Уже ближе к ночи, ко мне в комнатушку приоткрылась дверь и внутрь проскользнула пожилая, небольшого росточка женщина в чадре. В руках у неё был тазик и кувшин со свежей водой. Я сразу принял сидячее положение и уставился на старушку.

Она поставила тазик возле меня, присела на коленки и попыталась снять с меня обувь.

Я,было начал сопротивляться, но вошел Шакур и проговорил:

— Это моя мама, она хочет омыть твои ноги, чтобы путь был лёгким и в знак благодарности за спасение нашей семьи.

Я, было, открыл рот, собираясь что-то сказать… но вовремя одумался. Откажись я от этого действия, я выказал бы неуважение этому дому, который меня приютил, обогрел и накормил. Пришлось смириться, снять ботинки и поставить ноги в тазик.

Не буду объяснять, какое чувство неудобства я испытывал — пожилой человек моет мне ноги. Мне было стыдно, до покраснения. Я смущался как девица, но терпеливо ждал окончания. Когда моя пытка окончилась, я поблагодарил пожилую женщину, она что-то неразборчиво сказала на туркменском, забрала тазик с кувшином и вышла.

— Спасибо, что позволил ей сделать это. Для неё обычаи много значат, и она помнит добро.

Я всё ещё не понимал, о каком спасении идет речь или не помнил, но и спрашивать не стал, надеясь, что память мне поможет.

— Мы с тобой пойдём вдвоём через окраину кишлака, — сказал Шакур. — Я за тобой зайду, а когда встретимся с остальными, решим, как дальше быть.

После полуночи я сидел как на иголках. Не спалось, и заняться было нечем. Заново перебрав вещи, проверил оружие и маялся от ожидания. Когда вошёл Шакур, я был собран и готов к действиям. Он махнул мне рукой, показывая идти за ним. Я схватил сумку и перекинул её через плечо, взял автомат и вышел в ночь, вслед за ним. Пробирались через кишлак мы очень осторожно. Пару раз на нас гавкали собаки, но людей на улицах не появлялось. Один раз нас окликнул пост на крыше одного из домов. Шакур их отвлёк разговором, а я тем временем ушёл подальше, скрываясь в тени дувала. Нагнал он меня уже на выходе из аула. Теперь мы шли более открыто и из тени двора навстречу нам шагнули двое. Стояли они правильно, не перекрывая друг другу сектор стрельбы, так что, дёргаться было бесполезно. Но Шакур поздоровался с ними, и я узнал голоса Назира и Хареза. Странно, а где же Батур? Но ответ на этот вопрос пришёл незамедлительно. Чуть выше и дальше нашего места встречи, со скалы поднялась ещё одна фигура с пулемётом в руках. «Молодцы, — подумалось мне. — Грамотно прикрытие себе обеспечили, с такими парнями можно воевать. Каждый знает, что делает. Вот, что значит, с детских лет с оружием в руках. Так сказать, искусство войны, плюс знание местности — великая сила».