Владимир Черносвитов - «Мелкое» дело
Захаров, сняв с головы фуражку, расстегнул гимнастёрку и повернулся лицом к солнцу. Взгляд офицера остановился на ближайших холмах, а мысли перешагнули через них и ушли далеко на северо-восток – туда, откуда началась военная дорога Захарова.
Июль… Солнце… Желтоватые холмы выравниваются под затуманенным взглядом Захарова, сереют, превращаются в горячий мягкий асфальт, по которому печатают тяжёлый шаг солдатские ботинки, – в этот самый день, получив диплом об окончании юридического факультета, Захаров отдал его на сохранение матери и рядовым добровольцем вышел из родной Москвы навстречу врагу…
Июль… Горькой полынью дышит выжженная солнцем степь, мощно и гордо несёт свои воды мать русских рек, сурово высится на её крутом берегу легендарная твердыня… Командование, дознавшись о скрытом дипломе, не внимая мольбам, строго приказывает старшему сержанту передать взвод, а самому отправиться в военно-учебное заведение…
Июль… Офицер – военный следователь мчит «на перекладных» по фронтовым дорогам, следуя по назначению. Остаётся позади горящий Старый Оскол, промелькнули Обоянь, Ржава и по вехам сотен обугленных «тигров» и «фердинандов» офицер въезжает в грохочущий боем Белгород…
И вот снова июль, и перед Захаровым расстилается освобождённый Галичин – город, которого следователь никогда не видел, но который был ему таким же родным, как и все пройденные…
Захаров повернулся и стал вглядываться туда, куда ещё предстояло идти. В ту же сторону пристально смотрел и Соболь. Обняв солдата за плечо, Захаров протянул руку с тонкими длинными пальцами.
– А вот там, Соболь, за теми высотками, кончается земля русская…
Покинув Высокую Крепость, Захаров и Соболь спустились в город и нарочно пошли через площадь Рынок. В центре её массивным каре выстроилась городская ратуша, увенчанная по фасаду высокой четырёхугольной башней, на которой полыхал алый флаг. Арку главного входа в ратушу охраняли близнецы-львы, сидящие со щитом в лапах: точно такие же, как и тот, что стоял на вечном посту над городом, только помоложе. Перед ратушей толпился народ. Запрокинув голову, люди часами любовались флагом. Одни уходили, другие приходили, – и так вот уже третий день.
Захаров и Соболь прошли мимо кафедрального собора греко-католической унии. Прямо у панели, в каменных нишах, покоилось изваяние усопшего Христа, дабы верующие могли прикладываться к нему на ходу. В этом особенно усердствовали всевозможные старушки – каменный Христос лежал весь обмусоленный и усыпанный цветами бессмертника.
– И куда только санинспекция смотрит! – наивно возмутился Соболь. – У нас кержаки уже на что народ-кремень, а и то давно от такого дела отстали.
– А у вас, Соболь, Советская власть сколько лет?.. Вот то-то же! А здесь всего год, да и то ещё до оккупации.
Капитан и солдат пересекли улицу Легионов и вошли в гостиницу, занятую штабом их соединения. В комнате дежурного, в своём отделе, Захаров застал двух сослуживцев – капитана Михеева и лейтенанта Зернова. Закадычные друзья, как всегда, горячо спорили, что, впрочем, являлось чуть ли не основой их дружбы.
– Тш-ш!.. А поспокойнее можно? – засмеялся Захаров. – Накурили, черти! О чём спор? – поинтересовался капитан, распахивая настежь оконные рамы.
– О чём? Вот скажи: допускаешь ли ты такое уголовное преступление, которое не могло бы быть расследовано советскими криминалистами?
– Конечно, нет. Советский уголовный процесс вообще исключает дела, не поддающиеся расследованию.
– Ну вот, пожалуйста! – победно взглянул на Зернова Михеев.
– Да принципиально я и не спорю, но вот практически…
– Ну-у, совсем заехал! – безнадёжно махнул рукой Михеев.
Сидя на подоконнике и покачивая ногой, Захаров улыбался.
Вдосталь позабавясь, он пожал плечами:
– А вообще-то, друзья, сказать по-честному, оба вы несёте ахинею: один выдумывает нереальные, оторванные от жизни, действительности, времени и места примеры, а другой, вместо того, чтобы идти завтракать, оспаривает их. Вы вот тут лясы точите, а мы с Соболем уже на Высокую Крепость сходили. Ох, и красиво же, братцы! Весь Галичин как на ладони! Ну, пошли, я проголодался…
Позавтракав, офицеры вышли на длинный – через весь фасад гостиницы – балкон и закурили. Но не успели Михеев с Зерновым найти новую тему для своего спора, как из окна высунулся дежурный:
– Здравствуйте, товарищи! Захарова не видели?.. Ах, и вы здесь! Идите, полковник вызывает!
Окинув придирчивым взглядом ловкую, подтянутую, даже чуть щеголеватую фигуру капитана, полковник остался доволен.
– Войсковая часть полевая почта 19999-А (она вчера вышла из Галичина) просит нас помочь ей в розыске рядового Тимофея Николаевича Никитина и старшины Василия Дмитриевича Курского – военнослужащих данной части, пропавших третьего дня. Старшина и рядовой вышли из расположения части в город и в срок, указанный в увольнительных, не вернулись. Не пришли в часть и наутро. Днём командир разыскивал их своими силами, но не нашёл, а вечером часть выступила из города. Вот и всё. Вот тут приложены фотографии пропавших, их анкетные данные и разные справки…
Полковник передал бумаги Захарову.
Приняв все обычные в таких случаях меры, то есть запросив комендатуры, госпитали, Захаров ещё раз тщательно изучил все имеющиеся у него материалы и тяжело вздохнул, на что имел полное основание. Действительно: два военнослужащих вышли из части – и как в воду канули. Куда они направились? Вдвоём или с кем-нибудь ещё? Вместе или порознь? Были ли у них в городе знакомые? Куда они заходили? – ни на один из этих вопросов никто ответить не мог.
Несчастный случай почти исключался: любое лечебное учреждение немедленно сообщило бы о пострадавших в их часть. Проверить это, конечно, было необходимо, но… Захаров почти не останавливался на этой версии, тем более, что проверить её не составляло никакой трудности. Самовольная отлучка двух ветеранов части, отличных бойцов-комсомольцев также исключалась. Вероятнее, пожалуй… Захаров ещё раз перечитал документы: Никитин был рядовым-автоматчиком, старшина же Курский – работник штаба.
«Так, так, так. Этот, безусловно, представляет немалый интерес! – подумал Захаров. – Скорее всего солдат и старшина явились жертвами притаившегося в городе врага. Допустим, что это предположение правильное. Но где же всё-таки искать след пропавших? Велик арсенал подлости у политических бандитов: убиты ли Курский и Никитин, или похищены, увезены, или спрятаны где-то в городе – таких «или» можно привести до бесконечности».
Размышляя и пока что не чувствуя под собой сколько-нибудь реальной почвы, Захаров, однако, не бездействовал. Связавшись с органами гражданской власти, следователь узнал, что за истекшие сутки было зарегистрировано два террористических акта: один советский работник чудом спасся от удара «случайно» упавшего с крыши камня, и местный выдающийся журналист-демократ был убит на улице пистолетным выстрелом из подвального окна.
