Густав Эмар - Морские титаны

— Не будет ли еще каких-нибудь распоряжений, ваше сиятельство? — спросил он.

— Нет, любезный капитан.

— Тогда позвольте мне откланяться, я должен вернуться на каравеллу.

— Как хотите, не стесняйтесь, дон Мельхиор.

— Мое почтение, сеньоры, к вашим услугам. Гости ответили на его поклон.

Тихий Ветерок вышел.

— Этот молодец, по-видимому, знает свое дело, — заметил дон Хесус.

— Это настоящий моряк, — ответил Лоран с улыбкой, — он счастлив только на своем корабле.

— Я понимаю это, — сказал дон Пабло.

— Однако теперь надо условиться нам, — начал Лоран.

— Действительно, времени остается немного, — согласился дон Хесус.

— Когда мы можем отправляться?

— Завтра, если угодно.

— Положим, завтра, но в котором часу?

— В девять утра — не рано?

— Нет, вовсе не рано.

— Я зайду за вами.

— Буду готов. А вы с нами, капитан?

— Нет, граф, мне необходимо остаться в Панаме.

— Значит, мы будем путешествовать вдвоем?

— Моя дочь поедет с нами, граф.

— Донья Флора! — вскричал молодой человек, невольно вздрогнув.

— Да, ей наскучил город, она хочет вернуться на асиенду; но вы не бойтесь, граф, она отличная наездница и не задержит нас в пути, наш переезд совершится вовремя.

— Мне очень приятно, сеньор, путешествовать с доньей Флорой.

— Поручаю вашим попечениям мою невесту, — смеясь, сказал капитан, — но предупреждаю вас, что она очень капризна.

— Полно, капитан, — в свою очередь рассмеялся Лоран, — как можно жаловаться на то, что является не недостатком, но достоинством в женщине?

— Особенно в таком избалованном ребенке, как моя Флора, — прибавил дон Хесус с добродушным смехом.

Два испанца встали и простились с хозяином, который проводил их до двора.

Посмотрев своим посетителям вслед, пока они не вышли из ворот, Лоран опять направился в столовую.

Береговые братья все еще находились там.

— Ну что? — спросил Тихий Ветерок, как только он показался. — Как, по-твоему, я сыграл свою роль?

— Великолепно! Я был просто поражен, — ответил Лоран, смеясь, — ты не мог отвечать лучше!

— А все по моей милости! — с громким хохотом воскликнул Мигель Баск.

— Как так?

— Видишь ли, разговор ваш что-то слишком уж затянулся, и я решил подслушать.

— Вот блестящая мысль! Признаться, я не знал, как выйти из затруднения, в которое сам себя поставил, я так и дрожал при мысли, что Тихий Ветерок ответит невпопад.

— А я, не будь глуп, предупредил его.

— А что, разве дело и в самом деле состоится? — спросил Тихий Ветерок.

— Великолепное дело, золотое, в четыреста тысяч пиастров с лишним!

— О, какой он достойный человек! — воскликнул Тихий Ветерок с восхищением.

— Да, — крякнул Мигель, — он не прогадает, связавшись с нами, надо сознаться. Все равно, клянусь честью, это дело мастерское, только бы довести его до конца!

— Я сам как на шпильках, — признался Лоран, — давно бы нам следовало иметь известия.

— Успокойся, — возразил Тихий Ветерок, — времени прошло еще немного, тем более что дел у них по горло.

— Положим, но я все-таки очень встревожен.

— Разве ты никого не посылал за известиями?

— Четыре дня назад отправил Хосе в Чагрес.

— Так будьте спокойны, граф, — сказал Мигель Баск. — Если Хосе жив, он скоро вернется, это человек верный и неустрашимый.

В эту самую минуту дверь отворилась и на пороге показался Хосе.

— Благодарю вас, Мигель, — произнес он.

— Ах, мой честный Хосе! — вскричал Лоран. — Наконец-то ты вернулся! Добро пожаловать.

Он подвинул к индейцу стул, на который тот скорее упал, чем сел, так был изнурен.

— Позвольте две минуты, чтобы перевести дух, — сказал он с грустной улыбкой, — и я дам отчет в возложенном на меня поручении.

Все окружили индейца. Береговые братья полюбили его, столько в нем было врожденного величия и простоты, да и со времени их прибытия в Панаму он оказал им неоценимые услуги.

ГЛАВА IV. Здесь начинает вырисовываться личность краснокожего проводника Хосе

Полубессознательное состояние от истощения сил, в которое был повергнут проводник, очень встревожило Лорана.

Не раз он мог оценить всю энергию и самоотверженность великодушной натуры вождя. На его глазах индеец совершал подвиги, требующие такой силы и неустрашимости, что Лоран в глубине души не мог допустить, будто одна лишь усталость могла настолько подкосить его силы; вероятно, страшное, раздирающее сердце горе было причиной такого отчаянного состояния духа этого человека.

Облик Хосе не утратил своего обаяния, глаза его были так же ясны и блестящи, лоб гладок, но было видно, сколько он вынес жестоких мук, сколько раз задыхался в борьбе с отчаянием; ошибиться в признаках Лоран не мог. Движением руки он удалил флибустьеров. Те немедленно вышли.

В столовой остались только неразлучные с Лораном Тихий Ветерок, Мигель Баск и Бартелеми, от них он тайн не имел.

Вследствие отдыха или укрепляющих средств, которые ему были даны, краснокожий начал понемногу приходить в себя: он поднял голову, взгляд его перестал быть холодно неподвижным и в нем появился проблеск сознания.

Хосе точно приходил в себя после глубокого сна или длительного обморока, если можно так назвать то состояние, когда мозг человека полностью отключается, в то время как тело его продолжает механически действовать.

— Вы должны презирать меня, сеньоры, — с горечью сказал краснокожий.

— За что? — с участием спросил Лоран.

— Вы считали меня сильным, а я оказался слаб, как женщина.

— Мы жалеем тебя, друг, ведь только жестокое горе могло сломить такую могучую натуру, как твоя.

— Почему вы так думаете, сеньор?

— Я вижу это, друг мой, я чувствую сердцем. Все мы любим тебя и разделяем твое страдание, но пусть твои тайны остаются неприкосновенными, никто из нас не имеет права стараться проникнуть в них.

— Плох тот друг, кто силой втирается в доверие, — заметил Бартелеми.

Хосе опустил голову на грудь и тяжело вздохнул. Но почти тотчас он снова выпрямился, и в глазах его сверкнула молния.

— Сеньоры, — сказал он твердым голосом, — настала минута, когда я должен открыть вам все.

— Не лучше ли, мой честный Хосе, — перебил его Лоран, — отложить это до другого раза? Ты еще очень слаб.

— Ошибаетесь, сеньор; напротив, я силен, я поборол свое горе и уже не веду себя как тряпка! Время не терпит, я должен просить вас об услуге.

— Говори, Хосе, мы тебя слушаем.

— Только не здесь, а в вашем тайном кабинете.

— Так пойдем, друг, считай свою просьбу уже исполненной.