Абрам Вулис - Хрустальный ключ
— Хто-йтто?
Но вопрос был, видимо, чисто риторическим, потому что пузатая женщина, задавшая этот вопрос, уже стояла перед нами полируя грязноватым фартуком руки.
— Суздальцев Митрофан Анисимович здесь проживает? — спросил я, хотя уже утром выяснил, что по Тополевой, 12, проживает Суздальцев Митрофан Анисимович, бывший снабженец промкомбината, а ныне пенсионер.
— Проживает, отчего же не проживает, — сказала женщина, продолжая протирать фартуком левую руку.
— Можно его сейчас увидеть?
— Отчего же нет, можно и увидеть.
— Разрешите войти? Или вы его сюда пригласите?
— А входить-то зачем, коли его дома-то нету?
— Так вы же сказали: можно увидеть.
— Кому можно, а кому нельзя, — плутовала она.
— А если пояснее, — пробубнил Норцов.
— Так я же говорю: кому можно, тому можно, а кому нельзя, тому нельзя.
— А кому можно? — полюбопытствовал я, чтобы разорвать этот заколдованный круг.
— А пассажирам небось можно.
У Норцова глаза на лоб полезли от удивления.
— Каким-таким пассажирам?
— А таким, что лётают.
— Отбыл, выходит, Митрофан Анисимович? — сказал я.
— Отбыл, отбыл, отправился, — порадовалась она моей понятливости. — Лётает себе да лётает, греха не боится, что твой журавель лётает.
— А когда улетел Митрофан Анисимович?
— Сегодня, пожалуй? — вылез в суфлеры встревоженный Норцов.
— Ноне, ноне! — заутешала его она. — А может, ишшо и сидит, голубь сизый. Может, ишшо самолета нету. Аль билета не достал. Да, нет, достал. У него рази такое бывает, чтоб не достал.
— Лихой Анисимыч-то ваш? — подзадоривал я ее. — Вчера и лететь даже не собирался, а вот — на тебе, нету.
— А ему долго, что ли? — ликовала она. — Он у меня прыткий, раз-два — и в дорогу. Старухе: будь здорова — и тама.
— И далеко ль он у вас летает?
— Да все ж туда же, куда и все.
— А все куда ж?
— Да в Москву, ясное дело.
— Не близкий путь, ох, не близкий.
— Да уж не близкий, — согласилась со мной баба. — И то сказать — расходы, гостинцы да гостинцы.
— Назад когда ждете?
— А когда приедет, тогда и жду.
— Адресок-то он вам хоть оставил, для писем, для телеграмм — мало ли что?
— На что адресок-то мне. Пока письмо туда-сюда иттить будет, мой-то и сам домой завернет.
Но билет на имя Суздальцева ни на один из сегодняшних рейсов в аэропорту зарегистрирован не был. Я на мгновенье застыл в полном бездумье.
— Сбегаю к экспертам, от них можно ждать новостей, — предложил Норцов.
— И от Максудова тоже можно ждать новостей, — добавил я очнувшись. — Загляни к нему по дороге. И передай справочному отделу, окошечко в коридоре, сразу же за криминалистами, вот эту заявочку, — я набросал на листке из отрывного календаря:
«Суздальцев Митрофан Анисимович. Снетков Ардальон Петрович, Арифов (биолог? востоковед?)».
Сбоку пометил, как врачи на рецепте: «Cito!» Ксаверий Аверьяныч, старичок в зелененькой гимнастерке, ведавший у нас справочными службами, закончил в свое время классическую гимназию и страсть как уважал латынь. — А заодно — карты Средней Азии достань из шкафа.
Уф! Наконец-то последняя подшивка — топографические схемы горных районов. Принялся за нее лениво: географическая моя энергия уже иссякала — и вдруг обмер: близ пограничных хребтов Памира вилась пунктирная змейка и под брюшком у нее стояло: Сусинген. Вот так Налимов! Позвонил Торосову: пускай по соответствующим каналам предупредит тамошних людей. Ну вот, а теперь пришла пора переключиться на Максудова, который в этот раз появился и вовсе без стука.
— Одна учительница нас посещала. Говорит, был на заочном отделении Арифов. Преподаватель. Биологический факультет. На общем собрании института его критиковали сильно: вейсманист-менделист-морганист. Больше всех Налимов критиковал: «Не позволим бросать тень на материалистическую науку». Потом заявление об уходе подавал.
— Кто? Налимов?
— Нет, Арифов. Факт нуждается в проверке, — педантично ответил старший лейтенант.
В руках у Норцова, влетевшего в комнату, были карточки с грифом справочного отдела. Нетерпеливо выхватив их у Норцова, я бегло отметил про себя, что о Снеткове и Суздальцеве зелененький старичок знает не больше нас. Уткнулся в третью карточку. Ага, Арифов! Под конвоем вопросительных знаков:
«Саид? Мухамеджанович? 1923 года рождения? Кандидат биологических наук с 1948 года? Лишен ученой степени в 1950 г.? Восстановлен в 1954 г.? С 1950 по 1956 в городе не проживал? С 1956 года восстанавливается на работе в пединституте? В 1963 уволен (или ушел)? С того же года — старший научный сотрудник института биологии Академии. Примечание: сведения получены по телефону от профессора, доктора биологических наук Салихджакова Батыра Алиевича (институт биологии). Нуждаются в строгой проверке». В нижней части карточки стоял адрес: улица Ивовая, дом 171, квартира 8.
Словно прочитав мои мысли, Норцов тотчас позвонил в институт биологии и повел разговор с секретаршей, плавность которого на второй же минуте внезапно нарушилась:
— Когда? Сегодня? Утром?
— Уехал? — вскочил я со своего председательского места. — Спроси, куда? Не в Москву ли?
— Куда? Не в Москву ли? — повторил в трубку Норцов. — Ну, спасибо, спасибо! Извините за беспокойство!.. Неизвестно уехал или не уехал, — сказал Норцов, обращаясь на сей раз ко мне и Максудову. — Но утром оформил отпуск.
Спешка Арифова вынуждала спешить и нас. Снова нетерпеливое ожидание у входа. Дверь отворила высокая красивая женщина с изможденным лицом. Маджид аль-Акбари уподобил бы ее тысяче лун, увы, омраченных тучами печали.
— К Саиду Мухамеджановичу? Вы опоздали. Саид Мухамеджанович уехал, и трудно сказать, когда вернется. Нет, не в Москву. Ледоруб и рюкзак. Значит, в горы, — о ледорубе и рюкзаке женщина говорила с плохо скрываемым раздражением. — Никаких подробностей сообщить не могу! Не интересовалась. «Все? — спрашивали ее подрагивающие губы. — Отстанете вы от меня, наконец?» Мы торопливо поблагодарили ее, оставили номер телефона с просьбой позвонить, если будут вести от мужа, и откланялись.
— Синяя Борода! Вот кто он такой, этот Арифов, — подытожил свои впечатления Олег.
Глава 2
1
Маленький старомодный автобус с вынесенным вперед радиатором покинул город почти на рассвете, и потому я добрался до «Хрустального ключа» сравнительно рано. Под ударами половника в руках у щекастой поварихи только-только прозвонил рельс, висевший на чинаре. И тотчас же по дорожкам, окаймленным зубчатым кирпичным пунктиром, заспешили к белому двухэтажному зданию, похрустывая щебенкой, женщины и мужчины в джинсах, техасах, халатах, пижамах, шортах и тренировочных костюмах. Когда суматоха улеглась и началась трапеза, я зашел во фланг двухэтажного здания и по скрипучей дощатой лестнице безошибочно вознесся в канцелярию.