Алексей Грачев - КТО ВЫНЕС ПРИГОВОР

КТО ВЫНЕС ПРИГОВОР

1

 Это был первый личный сыск агента второго разряда Нила Кулагина… Невысокого роста, с круглым, желтоватым от веснушек, улыбчивым лицом, быстрый, несмотря на плотность сложения, он легко мог вскидывать над головой двухпудовую гирю, метко стрелял в тире из нагана, толково отвечал на теоретических занятиях при губрозыске. Зима двадцать четвертого года началась сильными снежными заносами. Потом враз ударили морозы. Но Кулагин, как и осенью, ходил в пальтушке, похожей на армяк, в кургузой помятой шапчонке, в высоких русских сапогах. — Обмундирование тебе выдали, Кулагин, — сказал ему однажды Костя Пахомов, инспектор губрозыска, к которому в качестве стажера был приставлен Кулагин. — Почему мерзнешь? — Притерся, — улыбнувшись, ответил парень. — Вот доношу, примусь за обмундирование. Бережливость Кулагина шла не от природного скопидомства, а потому — что лежала на его плечах забота о большой семье, оставшейся без главного кормильца — без отца, погибшего от тифа на какой–то военной стройке в германскую еще войну. До губрозыска Нил работал на ткацкой фабрике, носил на спине хлопок, потом стоял в мюльно–прядильном отделении за машиной. В гражданскую войну служил чоновцем, вылавливал бандитские шайки, дезертиров, охранял продовольственные отряды. После армии познакомился с ребятами из губрозыска и поступил в агенты. Как–то на толкучке подвел к Косте мужчину. — У торговки поддевка пропала, а рядом с ней вот этот толокся… — Доказательства где? — спросил Костя, удивляясь и недоумевая, видя на лице задержанного такое же недоумение и удивление с растерянностью. — На што доказательства, — ответил Нил, — вот они, перед глазами… Он едва не потрогал пальцами глубокие морщины, разрезавшие щеки мужчины, и пояснил серьезно и строго даже, точно сам взялся обучать инспектора теории сыскного дела: — Одного студента знал я, так он мне про эти морщины толковал. Называются морщины порока. Коль есть они, не иначе как преступник. Вот и этого надо допросить. Задержанного Костя освободил тут же, а Кулагина упрекнул: — Морщин у людей вон сколько. Погляди–ка кругом. Что же ты, всех ко мне подводить будешь? Поддевку они вскоре отыскали, здесь, на толкучке, уже перепроданную в третьи руки. И к краже тот мужчина не имел никакого отношения. — По морщинам да по линиям, Нил, — посмеиваясь, внушал потом Костя огорченному и смущенному агенту, — только цыганки разве что могут искать преступников. Нам даны другие приемы, учись нашим приемам, а не со слов какого–то студента. Понял? И он дружелюбно похлопал его по плечу. Парень ему, в общем–то, нравился… Шесть лет уже работал Костя в губрозыске. За это время поднялся от агента второго разряда до инспектора центрального района города, самого тревожного, самого опасного по уголовным делам. За это время сколько сменилось агентов. Иные приходили из–за куска хлеба, обмундирования. Иные — просто погреть руки на даровом, на подношениях. От таких освобождались быстро, узнавали их на втором месяце работы. Или на третьем… Кулагин был из тех, кто пришел работать надолго, не задумываясь над тем, что ждет его в этом каменном белом доме на площади, называемом губернским уголовным розыском. Кончился стажерский срок и для Кулагина. На очередной летучке Костя вручил агенту наган, удостоверение, пожал ему руку. — Пойдешь, Нил, к мануфактурному магазину, — сказал он. — Посмотришь, нет ли подозрительного. Магазин государственный и для государственных дел отпускает бязь и миткаль. Но ты приглядись… Мало ли там… Давно следим за покупателями. Новичок аккуратно и бережно запрятал наган в карман пальтушки, в боковой карман старенького пиджака так же бережно положил удостоверение, стукнул каблуками сапог, но не удержался, улыбнулся радостно. И Костя не сдержался — тоже улыбнулся: — Давай, Нил. Памятный у тебя сегодня день. Сотрудником губрозыска назначен. В это утро шел снег — крупный и спокойный, и кипы мануфактуры, перевязанные на ломовой подводе, выехавшей из проулка навстречу, были схожи с сугробами, аккуратно вырубленными лопатами. Мужчина в черном нагольном полушубке торопливо погонял лошадь, прикрикивая на нее, взмахивая вожжами. Кулагин встал ему поперек дороги. — Откуда товар? — Тебе чего еще! — взъелся было возчик, из–под шапки люто оглядев парня. — Что мешаешь? Но рука Кулагина, легко кидающая двухпудовик, остановила его. Он задержал лошадь, хмуро глядя на агента. Кулагин вынул из пиджака удостоверение, повертел перед носом мужчины: — Откуда товар? — повторил свой вопрос. — А из магазина, — неуверенно отозвался возчик, оглянулся, и эта оглядка насторожила Кулагина. — Может, краденый товар? — спросил он, положив руку на кипу, ощупывая ее. Возчик торопливо и с запоздалой поспешностью улыбнулся, полез в карман: — Насчет документа на товар, стало быть, спрашиваешь, — заговорил, вытащив листок бумаги. — Вот полученьице… Есть–есть, пожалуйста. — Куда товар? — спросил Кулагин, вернув документ. — Кому?.. В документе сказано, что бязь для сельского кредитного товарищества, а ты едешь, смотрю, в город. — А попутно, — пробормотал возчик. — В один магазин заехать надо… Приказчик я от Замшева… От лавочника на Мытном дворе. Тогда Кулагин потребовал повернуть лошадь назад и ехать в магазин. Нехотя, но возчик согласился. Раза два принимался упрашивать Кулагина отпустить подводу, потому как «дел невпроворот на сегодня». — Живо мы, — пообещал ему Кулагин. — Только выясним, и отпущу… В магазине ему показали ордер, по которому только что была отпущена бязь, подписанный торговым агентом сельскохозяйственного кредитного товарищества Миловидовым. Счет на получателя выписывал какой–то молодой мужчина. Получил же со склада бязь вот этот приказчик лавочника Замшева. Непонятно все стало для Кулагина. Ордер из товарищества, получали бязь на товарищество, в село, значит, что в пятнадцати верстах от города, а бязь едет на Мытный двор в лавку частного торговца. Самым удивительным оказалось то, что продавцы магазина предъявили Кулагину еще один ордер, и тоже на бязь, полученную неделей раньше на это же кредитное товарищество. Куда же столько бязи в одно село? Теперь Кулагин поехал вместе с приказчиком на Мытный двор. Замшев вышел из лавки встречать подводу, но, увидев рядом с приказчиком незнакомого парня, догадался сразу, в чем дело. А догадавшись, растерялся и лишь молча водил глазами то на Кулагина, то на приказчика. И даже не замечал холода, забыл сразу, что он в одной поддевке, с непокрытой головой. — Откуда товар ждешь, хозяин? — спросил Кулагин. Поняв, что он не иначе как из милиции, Замшев решил быть откровенным, пояснил скороговоркой: — Как–то молодой человек пришел. Мол, не надо ли бязи. Ну, говорю, как не надо. Обычно мы через государственную биржу получаем, но последнее время заминка вышла, обходят нас вниманием. Ну, и приходится на стороне подыскивать… — На какой стороне? — спросил Кулагин. — И кто человек тот? Какой из себя? — Не могу знать, — в поклоне склонился перед ним Замшев. — Молодой мужчина в белых бурках. Приказчик бросил вожжи и отошел в сторону, словно собираясь сбежать. — Куда это ты? — спросил его Кулагин, видя в глазах приказчика злобу. — Подожди. Вот сейчас составлю акт, подпишешь и пойдешь. Он составил акт на количество кип, потребовал не распаковывать их. Дал подписаться и Замшеву, и приказчику. Потом вернулся в магазин, взял эти два ордера под расписку и с ними побежал в губрозыск. — Может, установить наблюдение? Вдруг да «черная биржа», что ищем, — предположил он довольно и радостно. Была за ним черта — поболтать, прихвастнуть. Но хвастовство это было, в общем–то, безобидное, и сотрудники губрозыска обычно только добродушно посмеивались. И сейчас Костя лишь усмехнулся, долго и внимательно просматривая ордера: — Знаком мне этот Миловидов… На приметке он у нас… Совсем недавно зашел к нему начальник уездного уголовного стола и рассказал про этого Миловидова. Торговый агент из кредитного товарищества летом продал тридцать бочек цемента частным торговцам, хотя по договору цемент полагался местному совхозу для строительства сыроваренного завода. И вот чудеса — совхоз у этих же частников вынужден был покупать материал по завышенной уже цене. По жалобе совхоза было возбуждено следствие, но оно вскоре же остановилось. Товарищество взяло под защиту своего агента, заявив, что он неопытный и неумелый еще работник. Потом начал «сильно гулять» Миловидов по ресторанам и сельским трактирам. Этот приземистый человек, с черными усами — «баранками», синеносый, хрипастый, обожал духовой оркестр и военные марши. По рассказу начальника уголовного стола, где–нибудь в трактире, кинув скрипачу или шарманщику червонец, требовал «военного марша». Особенно любил «Марш Копорского полка» и «Прощание славянки». Вытянется, выкатит живот, замрет со слезами умиления на глазах. Под осень он пригласил на свадьбу племянницы председателя кредитного товарищества духовой оркестр в полном составе. И тот два дня сотрясал домишки жителей бравурными военными маршами, мазурками и вальсами. На какие деньги простой служащий два дня мог содержать оркестр? — Завтра с ранним поездом выезжаем в село, — решил Костя. — Иду выписывать командировки. Познакомимся лично. А насчет наблюдать… Так скажу я тебе, Кулагин, что это сейчас напрасное дело. Ты со двора, а они к своим сообщникам, если они имеются. Или телефон, или записка, или приказчика рысью в какой–нибудь дом. И они, эти сообщники, если они есть, повторяю я тебе, Кулагин, уже все знают, какой ты из себя хороший да толковый… Товар мы отберем, а Замшева временно не тронем. Он пока бесполезный человек. А вот Миловидова надо брать под стражу…