Когда Стихиям нечем заняться - Наталья Козьякова

Когда Стихиям нечем заняться

Когда Стихиям нечем заняться

21:22 01.09.2022

Часть первая

-Нет, эта леди нам не годится, -глубокомысленно заключил Меч, рассматривая в увеличительном шаре королевский дворец в одном отдаленном мире, у которого даже собственного названия не было. Просто № -3Б - 4А.

-Почему ты так решил? Девочка вроде бы соответствует всем канонам, как по заказу, - удивленно воззрился на него Огонь, играющий с саламандрой.

-Действительно, Меч! Ты предвзято относишься к девочке, - любуясь свежезаточенными ноготками, сказала Вода.

-Я согласен с братом, - прошелестел Древо, раскачивая подвеску-ветерок и наслаждаясь её хрустальным перезвоном. –Для своего мира она не плоха, но нам-то нужна лучшая.

-М-м-м… Пожалуй, я тоже согласен, - тяжело перекатился со спины на бок Земля. – Легковесна девчушка. Нам бы кого-то повесомее. Поумнее, посноровистей.

-Да, и чтобы психика была поустойчивей, - кивнул Меч. –И у нас на примете была одна такая особа.

Пятеро переглянулись.

Первым положил руку на шар Меч. На нее опустилась горячая ладонь Огня. Чуть помедлив, аккуратно положила ладошку Вода. Древо тоже не заставил себя ждать, и последним, припечатав руки союзников к камню, опустил тяжелую длань Земля.

-Ну что – погнали? –поднял глаза на друзей Древо.

-Погнали! – дружно ответили они. Рассмеялись и исчезли. Остались лишь все еще звенящая подвеска-ветерок, да огненная саламандра свилась в клубочек на увеличительном шаре…

Пролог

Лорд д Экарт лежал в траве, и в его широко распахнутых глазах отражалось синее-синее небо.

В небе куда-то плыли кучевые облака, неторопливо меняющие белоснежный окрас на грозовую синеву, в которой уже просверкивали росчерки – зародыши будущих молний.

Во всяком случае, д Экарт видел их, эти росчерки, тем внутренним зрением, которым обладают практически все разумные существа. Правда, не все стремятся развить в себе это обладание, предпочитая НЕ ВИДЕТЬ.

В воздухе остро и пряно, как всегда перед грозой, плавал аромат полевых цветов, названия которых лорд д Экарт не знал, да его это никогда и не интересовало.

Он вот уже два часа валялся в траве, не заботясь о том, что его модный светлый костюм, цвета топленого молока, уже практически окрасился в разные оттенки зеленого и бурого, перемежающихся с голубыми, желтыми и розовыми пятнами.

Неподалеку, чуть слышно позвякивая удилами, щипал траву его скакун. Был он чёрен, словно только что вынырнул из озера с черной краской, без единой белой отметины. Впрочем, именно этой мастью славились знаменитые фарезские кони.

Еще они славились своим нравом. Кое-кто говорил, что фарезцы злобны и мстительны. К себе не подпускают никого, кроме хозяина. Даже конюхи опасались приближаться к такому жеребцу. Ни у кого не берут даже корочки хлеба, если только хозяин не кивнет одобрительно. Да и то… могут и за пальцы куснуть, иной раз и до крови.

Лорд д Экарт не беспокоился за своего Урагана, прекрасно зная, что конь не пропадет и без хозяина в этих степях.

Да, здесь была степь. Уходящая за горизонт, окрашенная сейчас во все оттенки розово-лилового: цвели странные цветы, практически не имеющие запаха, но обладающие мощными целительными свойствами.

По рассказам сведущих, настои, зелья и эликсиры, приготовленные из цветов и листьев розмаренника – так именовали его травники – могли поднимать с одра практически неизлечимых больных.

Д Экарт не был ни травником, ни лекарем. Впрочем, больным он тоже не был, слава Вседержителям.

Он был молод: едва отметил тридцатилетие. Молод, богат, хорош собой. К тому же, не имел толпы родственников, что придавало ему весьма немалый вес на ярмарке женихов.

Да-да.

Ярмарка женихов в государстве не прекращала свою работу ни на минуту. Право слово, д Экарт был твердо убежден, что где-то прячется от мира комиссия, состоящая из старых ведьм. Которые, попивая крепкие вина, посасывая мундштуки старых трубок и пересмеиваясь, тасуют и тасуют некие колоды, состоящие не из карт, а из художественных портретов молодых людей. Мужчин, которым исполнилось шестнадцать. Не важно, в каком именно году исполнилось. Главное, что на данный момент мужчине больше пятнадцати, а стало быть, он годен к продлению рода. Верхней границы, похоже, не существовало, так как д Экарт лично знавал дряхлых старцев, которые время от времени оказывались в цепких лапках юных девиц. Почему-то никого не смущала ни разница в возрасте, ни способность старцев исполнять супружеские обязанности. Все же, когда мужчине далеко за сто лет, а его юная супруга мило краснеет, прикрывая округлившийся животик – это наводит на определенные мысли. Но не пойман – не вор. И растут потом в домах аристократов мальчишки и девчонки, ни лицом, ни статью не похожие на главу семейства.

Впрочем, какая разница, если практически угасший род получает своего наследника, будущего графа, барона, маркиза, герцога?

Между нами – абсолютно никакой, и к нашему повествованию данное обстоятельство не имеет никакого отношения. Впрочем, даже если и имеет, то до поры до времени скрывается под грузом иных важных и не очень важных событий, мгновений, обстоятельств.

Итак, лорд д Экарт в данный момент имел счастье валяться в траве, пялиться широко раскрытыми глазами в высокое небо, слушать стрекот цикад и наслаждаться покоем.

До важных событий, которые перевернут всю его жизнь, оставалось еще уйма времени.

Целых пятнадцать минут.

Глава первая

-Поспели вишни в саду у дяди Вани,

У дяди Вани в саду поспели вишни…

-Куда ты прешь поперед всех, дрянной мальчишка?! А ну, не толкайтесь! Успеете! Утро только началось!

-Бабка! Кошелки свои подбери! Кому сказано! Подбери кошелки, старая мымра!

-Ай! На ногу! На ногу не наступай! Шкет противный! Любимую мозоль оттоптал!

-Держи! Держи его!

-Стоять! Хватай его, робяты!

Шум, гам, толчея возле городских ворот. Впрочем, здесь это не диво. Каждое утро, ровно в шесть часов по летнему времени, в семь – по зимнему, в надвратной башенке бьет колокол.

-Бом-м-м, бом-м-м – протяжно гудит медный колокол, сообщая миру, что Великая Триада милостива к детям своим, а потому пришло время распахнуть городские ворота и впустить вновь прибывших в объятия выспавшейся столицы, дабы и они приобщились к бурной жизни большого