Восемь с половиной часов - Игорь Анатольевич Верещенский

В оформлении обложки использована фотография

с https://pixabay.com/ru автора «tskirde»

по лицензии CC0 Creative Commons

1

Мальчики готовились ко сну. Федя уже переоделся и решил пару минут перед сном, пока ещё не зашёл наставник и не велел гасить лампы, почитать интересную книгу, присланную ему отцом. Книга лежала на тумбочке; тусклый свет керосиновой лампы проникал сквозь грязноватое стекло и скудно освещал страницы, куда так тщательно вглядывался Федя, лёжа на боку и подперев голову рукой. Пёстрый и наполненный событиями мир приключений, описываемых в книге, отвлекал его от суровой действительности, а подвижный детский ум, ещё не лишённый зачастую покидающей нас с возрастом способности фантазировать, предавал каждой книжной строке особое значение, каждое происшествие сопровождал бурей эмоций, какими возможно и не обладал автор книги; каждое восклицание отважных героев преображал чуть ли не в заклинания невероятной силы. Феде всегда нравилось читать, и читал он увлечённо, за что даже становился пару раз объектом шуток со стороны других мальчишек, впрочем он на это не обращал большого внимания. Остальные мальчики (в комнате их всего было девять) тоже ещё не спали. Кто-то тоже читал, кто-то писал письма родителям, скрепя пером по бумаге, трое о чём-то болтали. Всего в комнате стояло десять кроватей, без каких-либо перегородок, разделяло их лишь пространство шириной с метр, в котором около стены и помещалась тумбочка – в верхней её части была открытая полка, остальные внутренности скрывались дверцей, разумеется без замка. Одна кровать пустовала – тот мальчик погиб в этом году; как всем коротко объяснили – упал с дерева (правда, лазающим по деревьям ни разу замечен не был).

В комнату с взволнованным видом и слегка запыхавшийся ворвался Федин друг и «сосед» Миша и набегу прокричал:

– Федька! Тебе лучше спрятаться. Погоняло идёт, и похоже он очень зол на тебя.

Федя, с трудом оторвавшись от страниц, быстро убрал книгу в тумбочку, за дверцу (пусть это никогда и не помогало, если случался обыск – впрочем, книги ведь не были запрещены) и забрался под одеяло, хотя и это было бесполезно. Погоняло – так они называли своего наставника, или лучше сказать – надзирателя, высокого мужика средних лет, с усами, в неопрятной одежде и вечно злого. Даже в те редкие моменты, когда он был в относительно хорошем расположении духа, он не позволял мальчикам бегать во дворе или шуметь, заставляя тихо сидеть в этой огромной спальне, в периоды же ярости он хватал того, кто по его мнению нарушил дисциплину и хорошенько всыпал ему кнута в специально отведённой для этого комнате. Если же нарушителю посчастливилось куда-нибудь убежать или спрятаться, то кнута уже получал тот, кто был, как ему казалось, соучастником преступления, а фактически – первый попавшийся под руку.

Зная это, все мальчики после Мишиных слов как по команде прекратили свои не отличающиеся разнообразием развлечения и забрались в кровати. Благодаря деревянному полу тяжёлые уверенные шаги наставника разлетались на всю школу. Слышны они были и в спальне, где одна за другой гасли керосиновые лампы, оставляя напоследок запах подгоревшего фитиля и лёгкий дымок в воздухе. Шаги затихли у двери в спальню, в следующую же секунду та отворилась, поддаваясь резкому движению сильной руки. Раздался низкий грубый голос:

– Легинский! За мной живо. Тебя вызывает директор.

Федя лежал не шевелясь, надеясь, видимо, на какое-то чудо. Может быть, что он станет невидимым или провалится сквозь кровать. Или что свалявшееся ватное одеяло станет непреодолимым стальным щитом – даже в таких ситуациях фантазия не оставляла его. Но наставник не стал повторять дважды. Тем же уверенным шагом он вступил в темноту спальни, но свет и не нужен был ему – расположение всех кроватей он знал наизусть, да и сквозь окна проникало достаточно света от холодной декабрьской луны, чтобы разглядеть нужную. Нащупав через одеяло ногу мальчика, он с такой силой дёрнул её, что тот вылетел с кровати в проход вместе с одеялом и подушкой, ударившись подбородком о низкую заднюю спинку и уронив аккуратно сложенную школьную форму с табуретки за кроватью. Заплакал, или заскулил от боли. Наставник таким же резким движением, только теперь за руку, поставил его на ноги и быстро повёл в коридор. Никто больше не шелохнулся. Здесь никто ни за кого не заступался – уж слишком суровым было наказание. Тем более если вызывает директор. Наставник с Федей вышли в коридор, дверь закрылась и снаружи щёлкнул большой навесной замок – это означало, что Федя сегодня уже не придёт. И возникали сомнения, придёт ли вообще. Старшеклассники рассказывали, что иногда провинившихся вот так уводили, и они уже не возвращались, объясняя это потом тем, что за плохое поведение они были отправлены домой, либо объявлялись «упавшими с деревьев».

Федя угрюмо шёл по тускло освещённому коридору за наставником, рука которого больно сжимала его запястье. Можно было догадаться, что тому натерпится всыпать ему кнута, но сперва нужно отвести к директору, в помещения третьего этажа. Поэтому каждый раз, как Федя хоть чуточку отставал, следовал резкий рывок вперёд, добавляющий боли в руке, и рычание сквозь зубы:

– Шевели ногами!

Сопротивляться у него и в мыслях не было. Он знал, за что его наказывают. Вот уже четыре раза он сбегал из школы в деревню, находившуюся неподалёку, под склоном холма, на котором и возвышалась школа, окружённая густым парком, порой напоминающим лес. Там, в деревне, в крайнем доме его угощала пирогами красивая молодая крестьянка, всегда в одном и том же красном простом платье с передником или фартуком спереди, с добрыми глазами и руками, пахнущими тестом. В грязном дворе у избы всегда копошились куры и гуси, туда-сюда сновали хозяева мужики, вечно чем-то занятые, но Феде было приятно сюда приходить, поскольку от этого двора и избы веяло теплом, добротой и зажиточностью. Последним могла похвастаться и школа, но никак ни первыми двумя характеристиками. Федя пробирался через двор и садился в тёмных сенях, наполненных различными приятными запахами тех или иных съестных заготовок, в зависимости от времени года. Его вскоре кто-нибудь замечал, а иногда и сама молодая хозяйка, обычно занятая на кухне, тем более что дверь в избу в тёплое время года зачастую была открыта; и она обязательно выносила ему что-то вкусное, добавляя свою замечательную улыбку. Там Федя мог сидеть часами, забывая обо всём под убаюкивающие звуки деревенской жизни, доносящиеся со двора, и ему ни за что не