Софья Лялицкая - Следопыты Ильменских гор
Неграмотный он был, а учёным людям, бывало, показывал «приметы» — где и как камень самоцветный искать. Знал он, Тимофей Лобачёв, в какой породе какой самоцвет бывает, а с какими камнями никогда и не встречается. Он от отца все эти повадки камня узнал. С детства камешки искал, опыт большой к старости приобрёл. Много он находил драгоценных камней — и среди речной гальки, и в корнях упавших от бури старых деревьев.
Наталия Михайловна умолкла, потом опять продолжала:
— Особенно много добывали камней Лобачёвы около озера Аргаяш. Там и сейчас сохранились Лобачёвские копи... Слыхали?
— Слыхали, даже были на них, бабушка.
— Про Павелиху вам тоже интересно? Помню и её. Я ещё замуж не выходила, а она уже немолодая была. И всё камешками занималась. Бывало, мимо нашей избы рано утром проходит. Прямая, высокая, в тёмном платке, с котомкой за плечами. Не женское это дело — горщиком быть. Но, говорили, она ловко орудовала и кайлом и киркой. И в старые копи и закопушки и в овраги за камнями лазила, отыскивала «гнёзда», где в глине самоцветы лежат. Говорили тогда люди: «Павелиха слово такое знает, потому и камни находить может»... Да дело-то не в слове. Она толк в камнях знала и любила камни. До конца жизни с ними не расставалась: бывало, уже моченьки нет, а всё камни раскладывает, перетирает, пыль с них сдувает, любуется ими. А изба у неё какая была, вы бы повидали: вся в камнях, словно музей. Солнышко как заглянет в окно, так всё в ней засияет...
Наталия Михайловна задумалась.
— Память-то у меня плохая стала. А вот сказку о камнях я вам расскажу. Когда-то в молодости слышала. Бывало, в долгие зимние вечера соберутся у нас или у соседей старики — горщики да старатели. И каких только сказок да присказок не рассказывали! А мы, ребята, притаимся где-нибудь в углу, на полатях или на печи: слушаем, даже кашлянуть боимся...
Наталия Михайловна потуже завязала кончики белого платочка, откашлялась и медленно, нараспев принялась рассказывать:
— Жил был царь Семигор. Было у него семь гор: гора золотая, гора платиновая, железная, медная, хрустальная, мраморная, самоцветная. Самоцветная — это наша Ильмен-гора. Было у царя и семь дочек. Все красивые, румяные — кровь с молоком, глаза тёмные, косы чёрные.
А младшая дочка, седьмая — тоненькая, беленькая, коса русая, очи голубые, что лазурь камень или вода в Ильмен-озере. Больше всех любил царь свою младшую дочку Дарьюшку.
Подросли дочки, и царь выдал замуж их всех, кроме младшей. Дал он им в приданое: одной дочке золотую гору, другой — медную и так каждой по горе.
А гору самоцветную, Ильмен-гору оставил младшей дочке, любимой Дарьюшке. Жаль ему было с дочкой расставаться и не хотел он её замуж выдавать. А всем женихам, которые к ней свататься приходили, ставил условие: тот будет её мужем, кто отыщет самоцвет-камень такой же голубой, как глаза Дарьюшки. Так и разогнал он всех женихов: никто не мог найти такого камня.
Пошла раз Дарьюшка на свою самоцветную гору гулять. А там пастух стадо пасёт, на рожке играет. Одет плохо, в лаптях, но Дарьюшка приметила, что он и лицом пригож и на речи умён. А он с Дарьюшки глаз не сводит. Стала дочь царская на гору ходить, с пастухом речи вести. Узнал про то царь Семигор, рассердился: велел схватить пастуха и в глубокую пещеру в той горе посадить.
Сидит Иван-пастух в пещере да копает по углам: много камней-самоцветов нашёл.
Раз принесли ему обед — хлеб с водой, а он и передаёт царю Семигору, что он нашёл камень такой же голубой, как глаза его дочери Дарьюшки. Обрадовался царь Семигор, что нашли, наконец, такой камень. И тут же испугался: какой же жених Иван-пастух для его дочери?
И придумал Семигор, как избавиться от дерзкого пастуха. Он велел ему передать, что он, царь, сдержит своё слово — выдаст замуж свою младшую дочь за того, кто найдёт камень такой же голубой, как её глаза. Но муж такой прекрасной царевны, как Дарьюшка, должен быть лучше и умнее других, а он, Иван, только простой пастух. Пусть же он покажет всем «что-нибудь такое, чего никто не знает и что всех удивит». Тогда он будет достойным мужем Дарьюшки.
Долго думал бедный пастух, сидя в тёмном подземелье. И как-то вдруг вспомнил он, что ещё мальчиком, пася скот и греясь у костра, он узнал такой камень, о каком, наверно, не знает ни царь, ни его придворные.
Передал Иван царю Семигору, что знает такое, чего никто не знает и что всех удивит.
Собралось много народу, сели все кругом, а посередине велел пастух костёр разжечь. Вышел к костру и бросил в него большой кусок чёрной слюды, который он нашёл в пещере. И вдруг камень стал расти и вырос чуть не с гору. Все испугались, бежать бросились, и царь Семигор с ними.
Только одна Дарьюшка не испугалась. Когда царь вернулся, то она сидела рядом с Иваном-пастухом и ласково с ним разговаривала. А перед ними лежал большой слиток золота.
Так и пришлось царю Семигору отдать свою дочь за Ивана-пастуха. И с тех пор люди узнали камни, которые таила в себе Ильмен-гора. гора самоцветная.
Вот и вся сказка о золотом камне, — закончила Наталия Михайловна.
— Что же это за камень такой? — спросила я.
— Да это же слюда вермикулит, — хором ответили девочки.
Поблагодарив приветливую старушку, мы вышли на улицу. Я проводила девочек на вокзал. И когда поезд отправился, медленно пошла в заповедник. Всё думала о любознательных магнитогорских школьницах, так живо напомнивших мне моё детство.
НА ИШКУЛЬСКОМ КОРДОНЕ
Коллектор Люся в назначенный день ушла со своей партией студентов-геологов на Ишкульский кордон. На базе заповедника задержались только пять студентов, в их числе Неля.
— Мы завтра тоже уходим на озеро Ишкуль, — сообщила она мне однажды. — Пойдёмте с нами. Там чудесно.
Это был поход, который надолго остался у всех в памяти. Шли пешком, ехали на попутных машинах, опять шли, взбирались на крутые склоны Ильменских гор.
На запад от нас остались рыбные озёра Кысы-куль, Поликарпов пруд и огромное, около 12 километров в длину, прекрасное и светлое озеро Тургояк. Далеко внизу, под нами расстилалась обширная долина, по которой голубой змейкой извивалась золотоносная река Миасс.
Проходили нарядными посёлками золотостарателей — с крепкими бревенчатыми домами, с неизменными палисадниками цветов перед ними, с тюлевыми занавесками и цветами на окнах. Пили густое, как сливки, молоко, слушали старательские были и побывальщины. А затем снова глухой лес... Едва заметная тропка сворачивает куда-то вниз, где сквозь поредевшие деревья голубеет вода. Сбегаем по этой, тропке и вдруг останавливаемся: перед нами зелёная полянка и небольшое зеркально-голубое озерко, заросшее по краям высоким камышом. Это Сериккуль.
