Валентин Иванов - Желтый металл. Девять этюдов
— Куда уехал?
— Не знаю, — отвечала старуха, — он мне ничего и не сказал. Он всегда так. Бывает, зайду в его боковушку, ан его и нет. И на три дня уезжал и на дольше.
Неудача! Случайно или не случайно уехал Брындык?..
— А кто к нему приходил позавчера? — спросил Нестеров.
— Как будто бы никого не было. Или с работы приходили? Не припоминаю что-то, — объясняла старуха. — Нет, никого у него все дни не было.
Придерживая за ошейник очень крупную дворовую собаку, старая женщина разговаривала негромко, спокойным голосом. Ночное посещение милиции ее не смущало, и Нестеров подумал: «А немало эта бабуся пережила на своем веку…»
Обыск в пристройке, в доме и в других местах не дал никаких результатов.
Нестеров не нашел фотокарточки Брындыка при обыске. Старуха сказала, что ни Арехта, ни она сама никогда не снимались.
— Для паспорта было когда-то, не помню сколько штук. А так — ни к чему. Старик и смолоду не любил сниматься.
— А какой он из себя?
— Да такой, — послушно ответила старуха, — высокий, костью широкий, жилистый, как по-нашему говорят. А с лица не знаю, как описать.
— Полный?
— Нет. Он полный никогда не был.
Обстановка в домике была скорее деревенская, чем городская. В пристройке — топчан, табуретки, самодельный стол. В домике — деревянная сосновая кровать плотницкой работы, такие же деревянные стулья, комод, шкафик. В белье нашлось около трехсот рублей денег.
— Дом мой, — объяснила старуха Брындык, — на мое имя он записан с двадцать девятого года, и сама я его покупала. И эти триста рублей мои, получила их за мои фрукты да овощи, которые сама выращиваю и сама продаю.
— А Арехта Брындык разве живет с вами не общим хозяйством? — спросил Нестеров.
— Он когда даст мне в месяц на хозяйство рублей сто, когда — и не даст, я не спрошу. Я сама себя кормлю, — объясняла старуха. — Он живет в пристройке. В хату попросится зимой месяца на два, пока холодно. Мы с ним, бывает, по неделям слова друг другу не вымолвим.
Нестерову верилось, что она говорит правду.
— А почему же это так? — спросил он.
— А так… Старые. Надоели друг другу давно. Молодым того и не понять. — И старуха спросила Нестерова: — Долго ль будете шарить у меня? И вам и мне спать пора бы.
— Это верно, — согласился Нестеров. — Да у нас служба такая. Вы на нас не сердитесь.
— А я и не сержусь. Служи?те.
Спокойствием, манерой говорить, даже внешностью старая Брындык напоминала Нестерову что-то забытое с детства или виденное в армии, когда его полк проходил южные области в сорок четвертом году.
— А вы откуда будете родом?
— Из курских, с самого края. Мы, как по-старому говорили, водились между кацапами и хохлами — так нас по-деревенски и дразнили «переводнями»; значит, ни в тех, ни в сех.
— А муж ваш?
— Брындык? Он прилуцкий, стало быть — из хохлов.
— Давно вы здесь живете?
— С двадцать девятого. А он позже приехал. Потом в тюрьме сидел — то вы знаете. Долго его не было.
— Я вас вот о чем прошу, — сказал Нестеров, — у вас тут двое наших товарищей останутся: чтобы никто не знал, что они здесь. Соседям — ни слова. И сами со двора пока не выходите.
— Да уж я поняла, — согласилась старуха. — Когда его перед войной брали, дня четыре так сидели. Вы прикажите, хлеб приносили бы, не забудьте… Эх, думалось мне, успокоился старик! Горюшко его. Сказала ему тогда: «Не лезь ты в ихнюю артель». Так нет!
Эти слова насчет артели Нестеров запомнил. Впоследствии знаменитой художественной артелью «Кавказ» занялись внимательно.
2
Пока же вместо трех человек, обвиняемых показаниями Леона Томбадзе и Антонины Окуневой в скупке золота, нашелся только один — Магомет Абакаров.
В его квартире было описано много ценных вещей, которые могли служить косвенными уликами и быть в дальнейшем конфискованными лишь по решению суда. Был изъят и золотой песок, — около восьмидесяти граммов, оставленных Абакаровым для заказа подарков дяде Сулейману из города К. В дальнейшем, особенно после установления тождества этого песка с золотом-шлихом, расхищенным на Сендунских приисках, эта находка послужила серьезной уликой против Абакарова.
Абакаров тяжело прощался с новорожденным сыном и с красавицей женой, легкомысленную голову и пустое сердце которой, как он надеялся, образумит и свяжет с помощью ребенка. Но был сух, мрачен, спокоен. И ушел из дому, подняв уродливую голову, будто на прогулку.
На допросе Абакаров признал знакомство с Леоном Ираклиевичем Томбадзе, местным ювелиром, признал наличие дяди Сулеймана Ибрагимова, проживающего в узбекском городе К. Но от предъявленного ему обвинения в скупке и перепродаже краденого золотого песка отказался категорически.
Леона Томбадзе он охарактеризовал как враля, хвастуна, парня легкой души и глупого, который просто сдуру может кого хочешь запутать и оговорить.
Абакаров показал, что летом ездил в Среднюю Азию, был в К., видел дядю, а потом поехал в старинный город Б., который лежит недалеко от К. Ездил он в отпуск рассеяться, интересовался древностями, и только.
Абакаров разумно не отрицал факты — в его паспорте была временная прописка города Б., где он останавливался в гостинице — но толковал их по-своему. Его интерес к среднеазиатской архитектуре был уж очень мало правдоподобен, однако иного объяснения он не нашел.
Как видно, изумительные древние памятники, которыми действительно богата Б., произвели сильнейшее впечатление на этого чуждого искусству и малограмотного человека. На такой позиции и оставался Абакаров до конца следствия по делу Окунева, Окуневой, Томбадзе и других: отрицал и отрицал.
Его действительные похождения в Средней Азии были разгаданы позже, другими следователями и по другим делам, связанным с разоблачением преступных действий и обширных спекуляций видного б-ского хозяйственника. Того, чье широкое лицо и тучную, крупную фигуру Абакаров знал и помнил под именем Хусейна, Гуссейна или Хоссайна…
3
Один из философов прошлого столетия так определял роль случаев в жизни человека: «В то время, как действия человеческих коллективов могут быть решены подобно математическим уравнениям, судьба отдельного индивидуума является загадкой».
Арехта Григорьевич Брындык действительно исчез не зря, и не случайно его не было дома. Но помогла ему чистейшая случайность, которыми так богата жизнь личности. Он узнал об аресте Леона Томбадзе в тот же день, когда этот арест был произведен работниками С-ской милиции.
Когда задержанного в С-и Томбадзе выводили из квартиры его приятеля и усаживали в автомобиль, мимо, на вокзал, не спеша проходил знакомый Леона, часовщик из Н-ка, приезжавший в С-и по делам своей артели.
