Эрик Кольер - Трое против дебрей
Двадцать два года — это большой срок, если все эти годы про житы в глуши, вдалеке от мира. Но если не считать седины в волосах и ослабевшего зрения — это случилось бы с нами в лю бом другом месте, — эти годы были для нас добрыми, и мы в долгу перед ними. Ни один из них не прошел даром — стоило только проехать вверх и вниз по ручьям и пересчитать, сколько семей бобров там живет, чтобы убедиться в этом.
Я снова закрыл глаза. Орган умолк, и теперь священник стал читать проповедь, торжественно и серьезно. Спарк отодвинулся в сторону от печки и снова растянулся на полу. Кот сладко потянулся во сне.
Глава XXIX
В то лето 1953 года мы провели оросительные каналы на луго вину, скосили сено и убрали его на скотный двор. Затем после очень короткого перерыва наступило время копать картофель, собирать овощи и складывать их в погреб.
В ту осень мы не охотились на гусей, хотя у запруд собира лись огромные стаи на отдых перед долгим путем на юг. Лилиан удивленно заметила:
— Эрик, уже два года или даже больше прошло с тех пор, как ты в последний раз охотился на гусей.
— Да, действительно. Ты что считаешь, что мне нужно пойти подстрелить гуся? — спросил я, поглаживая подбородок.
— Нет, — сказала она с ударением.
Лилиан испытывала к гусям нежные чувства. Даже в те годы, когда деньги, отложенные на рождественскую индейку, приходи лось тратить на другие, более необходимые вещи, Лилиан лишь скрепя сердце соглашалась на то, чтобы я подстрелил гуся.
Через некоторое время озера покрылись льдом, а там с севера к нам пришел снег.
— Помнишь медвежьи берлоги? — спросил я, пододвигая стул к печке и шаря по карманам в поисках кисета с табаком и папиросной бумаги.
Лилиан сморщилась.
— Я их никогда не забуду.
— Тебе когда-нибудь было хоть немного страшно? — Я свернул цигарку и закурил.
— Всегда.
— Мне тоже, — сказал я. Затянувшись, я добавил, поддраз нивая ее: — Ты предпочитала бы, конечно, покупать лярд в магазине, не правда ли?
— Теперь, когда у нас есть деньги, конечно.
В ту зиму я поставил мало капканов. Ровно столько, чтобы не слишком засидеться и каждый день проходить на снегоступах три — пять миль.
В марте я немного промышлял ондатру, не слишком много, хотя болота были усеяны хатками. Тоже лишь для того, чтобы размяться. А может быть, и для того, чтобы убедиться, что снегоступы не стали тяжелее, чем пять лет назад.
Зима тянулась долго, как это частенько случалось. Была се редина апреля, когда я одел цепи на все четыре колеса джипа, выкатил его из старой бревенчатой избушки, которую мы прев ратили в гараж, и поехал через луговину, все еще покрытую снегом. Ярдов сто автомобиль мучительно пробирался через снег, затем колеса забуксовали, и мы остановились.
— Мы попали в сугроб, — заметил я, нимало не удивившись.
В глазах Лилиан появилось разочарование.
— Эрик, по-твоему, мы не сумеем проехать через Равнину Озерных Островов? — спросила она.
— Визи, может быть, и смог бы, но я… — я покачал голо вой. — Я даже и не буду пытаться. Мы может застрять, и нам придется идти по снегу пешком. — Я никогда не был уверен в себе, если дело касалось того, чтобы вести джип по сомнитель ной дороге.
— Визи, — сказала она так тихо, что я едва расслышал ее. — Визи, — повторила она. — Где он сейчас?
Вот уже почти месяц, как мы последний раз ездили за поч той. Мы ездили верхом. Это был мучительный, изнурительный путь. Из-за сугробов и наста мы двигались очень медленно. По-видимому, ездить верхом для Лилиан стало трудно: у нее болела спина, но надо было или ехать верхом, или вообще не ехать. Я не рискнул вести джип по глубокому снегу. Тогда мы получили от Визи письмо. Мальчик писал, что, по слухам, его батальон должен был вернуться в Канаду, хотя он и не знал, когда точно. Это было в середине марта.
Теперь, выбившись из сугроба и поставив машину в гараж, я сказал:
— Если следующие три-четыре дня будет тепло и снег нем ного осядет, мы снова попытаемся проехать на машине.
Весь остаток дня Лилиан была очень спокойной. Это было спокойствие, порожденное огорчением, вдобавок она беспокои лась о Визи.
После ужина мы пошли прогуляться к озеру и вышли на лед. Он еще не начал таять и мог выдержать телегу, запряженную шестеркой лошадей. Я остановился, повернувшись к югу и прислушиваясь.
— Что это? — спросила Лилиан.
— Мне показалось, я слышу гусей, — сказал я, смущенно улыбаясь. — Но это, вероятно, что-нибудь другое. Наверное, тайга снова подшутила надо мной.
— Мне так хочется, чтобы гуси вернулись, — вздохнула Лилиан. — Тогда мы поверим, что вернулась весна.
— Какого черта… — Я опустился на колено и прикрыл глаза рукой, внимательно всматриваясь в юго-восточную часть озера.
— Ты что-нибудь видишь? — Лилиан тоже смотрела в ту сто рону.
— Да, там, в пихтах. Видишь? Подходит к озеру. Наверное, лось. Нет, не лось. Гляди-ка, лошадь. Со всадником. Какого черта…
— Он выезжает на лед, — сказала Лилиан, тоже прикрывая рукой глаза. — Смотри, он направляет лошадь прямо на середи ну озера.
— Он знает эти края, — сказал я. — Он знает, что лед еще крепкий.
Теперь мы ясно видели всадника в толстой красной куртке и синем комбинезоне из грубой бумажной ткани. Он свободно сидел в седле, перебросив левую ногу через луку, как часто ездят ковбои, когда устанут.
— Он совсем не боится льда, — пробормотал я снова.
Всадник помахал рукой, я помахал в ответ.
— Кто же это, черт возьми? — и тут я его узнал и вскочил на ноги. — Это…
— Визи! — закричала Лилиан. Ее горечь испарилась, как сне жинка, попавшая в костер. — Визи!
Она бросилась к нему навстречу и прижалась к нему, как только он спрыгнул с лошади. Я схватил его за руку и долго тряс ее, разглядывая его наряд. Куртка и комбинезон были ему слишком малы. Лошадь была старой и тощей.
— Где ты украл этот наряд? — спросил я.
— Я занял его у одного из фермеров. Я приехал в Вильямс-Лейк прошлой ночью и сегодя утром добрался на попутной ма шине до Риск-Крика. В четыре часа дня я выехал оттуда и загнал эту старую бедную клячу почти до смерти, чтобы добраться сюда засветло. — Он засмеялся. — Вы, конечно, не получили моей те леграммы?
— А разве мы когда-нибудь получали телеграммы здесь, в лесу? — спросил я, удивленно подняв брови.
— Я так и думал, когда посылал ее из Ванкувера. Мы приплыли туда три дня назад…
— Ты распрощался с армией? — прервал его я. Мне было совершенно наплевать, куда их доставил корабль, в Ванкувер или в Монреаль.
— Через три недели я буду свободен.
— Это было все, что я хотел узнать.
