Иван Басаргин - В горах Тигровых
Андрей тоже прошел за вал. Под ногами была мощеная дорога, которая терялась в зарослях ольховника. На валу же росли многоохватные дубы, каждому по двести лет, если не больше, тополя были еще шире. Когда-то здесь бурлила жизнь. Давно умер город. Но почему он умер? Может быть, его убили враги? А может быть, его просто бросили, чтобы построить новый? Но тогда куда ушли те люди? Андрей не согласился с Аниской, что этот город умер враз, вдруг. Если на него напали враги, то он умирал долго, умирал в одиночку. И некому было помочь ему, ударить с тыла по врагу.
Постояли, помолчали. Тронули коней дальше.
— Здря мы не взяли ружья. Опасливо как-то, — проговорил Аниска.
— Может быть, и здря, но уже вертаться не будем. Как ты думаешь, есть ли еще здесь такие деревни? — кивнул на городище Андрей.
— Думаю, что были, но сейчас нет. Такой вал построить — надо много люду. А где он? То-то. Нет здесь столько людей. Крохи остались.
Ехали долго. Но никого пока не встретили. Не было видно признаков жилья. Но тропа-то есть; значит, есть и люди? Должны быть люди?
И там, где сливается Аввакумовка с речкой Минеральной, друзья увидели тигра. Еще раз пожалели, что не взяли ружей. Тигр стоял на перекате и жадно лакал воду. Видно, славно поохотился, теперь мучила жажда. Кони захрапели и встали, запрядали ушами, попятились. Тигр поднял голову, посмотрел на всадников, тихо рыкнул, вышел из речки, отряхнул лапы и лениво побрел по берегу.
Кони не сразу пошли на брод. Заупрямились, боялись тигрового запаха. Но все же их заставили перейти перекат. Но на берегу они понесли всадников в галопе, не сбиваясь с тропы.
С трудом придержали коней. Тропа взяла круто вправо. Зашла под тень ильмов и верб, здесь пахло прелью, грибами и цветами.
На косе речки Аввакумовки сидел человек. У ног его лежали лук, колчан со стрелами, копье. Незнакомец был похож на амурских нанайцев. Вот он заслышал топот копыт, цоканье подков, вскочил, схватил копье, но тут же бросил его на гальку. Улыбнулся. Показал пустые руки.
Друзья остановили коней, спешились. Тоже показали пустые руки, даже отстегнули ножи с поясов, бросили их на землю.
Неизвестный был одет точно так же, как одеваются амурские гольды: куртка из замши, рыбьи штаны, обут в унты, на голове длинноухая шапка из камуса. Низкоросл, коренаст. Добродушно смотрел на пришельцев. Еще раз показал пустые руки, отошел от своего оружия.
— Пошли. Предлагает мир. Кто показывает пустые руки, тот хочет мира. Пошли, — почему-то шепотом проговорил Аниска.
— Боишься? — усмехнулся Андрей.
— А кто его знает, какешный он.
— Свой, тебе ли бояться, счас хала-бала, хала-бала, и все поймем.
Андрей первым подошел к незнакомцу, подал руку, сказал:
— Здравствуй, друг!
Незнакомец молча пожал руку, усмехнулся.
— Ну, Аниска, начинай говорить, ежли что, так на руках договор поведем. Верно дело.
Аниска заговорил по-маньчжурски, затем по-бурятски, по-гольдяцки, но человек молчал, лишь светло улыбался.
— Не понимает ни по-какешному, — развел Аниска руками — Знать, совсем другой породы человек. Почну говорить на руках, ить я с немыми-то запросто разговариваю, — могет быть, он немой. Попытаюсь таким манером договориться.
Аниска начал показывать, как кабаны роют землю, съедают кукурузу, чавкают, но незнакомец вдруг заговорил на маньчжурском диалекте.
— Вы пришли сюда друзьями, я это вижу. Когда к нам приходят чужаки, они не улыбаются: грабят, убивают, забирают жен, детей! Они приходят сюда тайком, как рыси, мы не всегда успеваем убежать от них. Они увели мою сестру, я хотел найти и выкупить. Но не нашел. У вас тоже есть плохие люди. Когда они пришли сюда на большой лодке, мы пошли к ним, чтобы попросить защиты от грабителей, ведь у них ружья, большие ружья, они могли бы нас защитить, но ваши люди прогнали нас.
— Они больше не будут прогонять. К ним приплывал большой начальник, сильно ругал, — успокоил Аниска — Как тебя звать?
— Олекси Тинфур.
— Значит, Алексей Тинфур.
— Можно и так. Алексей даже лучше. Вы сделали хорошо, что убили куты-мафа. Она унесла у меня дочь, она много людей убила. Мы будем с вами дружить.
— О чем вы там? — нетерпеливо спросил Андрей,
— Да вот говорит, что дружить надо, друг друга защищать.
Три человека стояли на галечной косе, кони отошли пощипать травы. Было солнечно. Сбоку лопотала речка Аввакумовка. Если бы эти трое прислушались к. ее голосу, смогли понять друг друга, то, наверное, и речка смогла бы что-то рассказать. Прислушайтесь, голос ее не столь монотонен, как кажется. То она понизила голос свой до шепота, то вдруг заклокотала, забурлила, гневаясь…
Тинфур, это дитя природы, кажется, понимал голоса тайги. Он кивнул на речку и сказал:
— Она как люди, могу сердись, могу смеяться, — сам не замечая того, что вставил в свою речь несколько русских слов.
— Э, дружба, так ты по-нашенски говоришь, — посветлел Андрей.
— Я хорошо говори по-вашенски, — улыбнулся Тинфур — Здесь живи много-много лет русский. Он был совсем хороший человек. Иван был моим отцом. Он взял меня к себе совсем маленьким. Мы с ним много говорили, и говорили на его языке. Иван Русский, он так назвал себя, также хорошо знал язык моих предков. Он прожил бы у нас еще дольше, если бы…
— Погоди, погоди, паря, ты говори по порядку. Значит, сюда забредал русский?
— Да. Он был сильный. Ивана любили все наши люди. Но Ивана не любил наш шаман. Иван был сильнее шамана. Когда наш человек болел, то Иван его лечил лучше, чем шаман, — торопливо говорил Тинфур, путая русский язык с удэгейским, маньчжурским. Но понять было можно.
— Да не торопись ты, — остановил Аниска, — вспомни, как говорил Иван, так же и говори, чтобыть понял тебя и Андрей. Значит, Иван заболел и умер?
— Нет, его убил шаман.
— За что? — спросил Андрей.
— Болела дочь Бельды, шаман сказал, что он ее вылечит. Но Бельды не послушал шамана и привез дочь к Ивану. Иван все сделал, чтобы вылечить девочку, поил травами, медвежьим жиром, но она сгорела от жара. Умерла. Шаман долго камлал, потом сказал, — теперь уже ровно говорил Алексей, — что русский убил дочь Бельды, мол, такое ему дух гор сказал, дух гор еще сказал, чтобы Бельды взял большой лук, из которого он убивает медведей, смазал бы стрелу ядом и пустил бы ее в Ивана. Если Иван большой шаман, то стрела пройдет мимо, если он обманщик, то стрела его убьет. Бельды пустил стрелу, стрела не прошла мимо, она убила Ивана.
Речка вдруг загремела, забуянила. Алексей кивнул на речку, сказал:
— Речка тоже сердится, в ней душа Ивана. Потому что речка нас кормит, поит, она такая же добрая, каким был Иван. Она всегда нам говорит, когда будет большая вода, когда маленькая. Но и я вам скажу, что вы плохо поставили свое стойбище из деревянных чумов. Будет большая вода, вы все пропадете. Там, где стоите вы, всегда бывает вода, большая вода.
