Юхан Смуул - Мурка-моряк
Корабль всё качало и качало. Непривычного человека такая качка сначала одурманивает, потом усыпляет. Я слышал шаги штурмана над головой, размеренное биение мотора внизу и плеск волн, разбивающихся о нос корабля. А потом опять заснул беспокойным, изнурительным сном.
Ещё во сне я почувствовал, будто что-то изменилось. Но что именно, я понял лишь в тот момент, когда вместе с одеялом и матрацем слетел на пол и больно стукнулся головой. С большим трудом я встал на ноги. Но устоять было почти невозможно, и я вцепился в стол, за который мне пришлось держаться изо всех сил, так как корабль очень сильно накренился.
Значит, мы вошли в Северное море. Траулер шёл на норд-вест, и волна била сбоку.
Через палубу непрерывно перекатывались чёрные, как ночь, потоки воды. Всё, что не успели закрепить, двигалось и скрипело.
Только я было собрался опять поспать, как приключилась история с Муркой. Кресло, на котором он спал, медленно скользило по линолеуму: то вперёд, то назад, то вперёд, то назад. Спящий Мурка ощетинился и даже тявкал порой. Но вот на нас накатилась целая гора воды. Волна со всего разгона ударилась о поручни, её пенистый гребень обрушился на палубу, и траулер отклонился от курса на несколько градусов. Кресло заскользило быстрее и всем весом ударило в дверь. Что-то сломалось, и сиденье кресла провалилось. Сонный, оглушённый ударом Мурка с визгом покатился по полу, не находя, за что уцепиться. А корабль тут же со стоном перевалился на другой борт, и Мурка полетел под стол, прямо на стальной сейф, в котором хранятся судовые документы. Пёс очень ушибся и всё-таки принял всё происшедшее за игру. Мурка подумал, что эту игру с тумаками затеяли мы с капитаном. Он пришёл в неистовую ярость и решил нам отомстить. Вскочив на грудь капитана, он оскалил зубы и зарычал.
— Цыц, глупый пират! Не скаль зубы! — сказал капитан и начал гладить собаку.
И тут Мурка всё понял. Сиплый вой шторма, свист в вантах, резкие выкрики на командном мостике — всё это не было игрой. И то, что корабль так сильно качало, что каюта, уже ставшая для Мурки родным домом, потеряла всякую устойчивость, — это тоже не было игрой. Пёс поглядел на иллюминаторы, но их всё время заливало водой. Казалось, что море хочет силой ворваться в каюту.
И тогда Мурке стало страшно, до того страшно, что он весь задрожал. Он пробрался к стене, прижался спиной к ногам капитана, упёрся лапами в переборку и заплакал, заплакал на этот раз, как ребёнок, столкнувшийся лицом к лицу с чем-то непонятным и жутким.
— Ну что ты плачешь, пират? Это ведь только начало, худшее ещё впереди, — утешал его капитан.
И, пока Мурка, непрерывно дрожа, лизал руку капитана, тот объяснял ему, что настоящий судовой пёс не должен бояться моря, что он обязан быть смелым, как лев, и хладнокровным, как тюлень.
— Ты у нас ещё научишься по мачтам лазать, — пообещал он Мурке.
Но пёс всё не успокаивался, и тогда капитан подбодрил его:
— Ничего, Мурка! Вот попадём в Северном море в ад и отправимся на тот свет!..
Буря не унималась, а всё нарастала. Северное море показывало свои зубы. Корабль очень мотало.
Утром у Мурки началась морская болезнь. Мы уже успели поставить кресло на место и привинтить его. Под ним-то и устроился больной Мурка. Он обхватил лапами ножку кресла, упёрся спиной в железный прут, и, как бы сильно ни качало корабль, ему всё-таки удавалось удержаться на месте. Железный прут и четыре ножки кресла — лишь в них была для Мурки единственная надёжная защита от шторма.
Нет ничего более жалостливого, чем собака, страдающая морской болезнью. В глазах её такая печаль и такая мольба о помощи! Хвост безнадёжно обвис, и ни один звук не мог бы заставить её насторожить уши. Она не ест. Лишь усталым тявканьем просит пить. Разговаривать она не умеет, и потому ей не с кем поделиться своими горестями и переживаниями. Она лишь хочет, чтобы её не оставляли одну, чтобы поблизости кто-то находился.
Нас трепало в Северном море два дня. Волны высотой с дом молотили маленький траулер, державший твёрдый курс к Норвежскому морю, на север, туда, где нас ожидала сельдь и бесконечный полярный день. Многие из тех, кто впервые плыл в Атлантику, страдали вместе с Муркой.
Но, как только шторм начал успокаиваться, Мурка стал постепенно оживать. Он уже настораживал временами уши, задирал хвост крючком и был даже не прочь подраться. А затем вдруг шумно потребовал еды.
Когда он впервые после болезни вышел на палубу, то посмотрел на огромное, безбрежное и солнечное море пристально и почтительно. Ведь оно как-никак нагнало страху даже на него — смелого и бесшабашного пса.
Впоследствии нам доставалось и посильнее. Но Мурка больше не страдал морской болезнью. При сильном ветре и при буре он лишь предпочитал не выходить на палубу, а спать в каюте. И правильно делал. На палубе сразу можно было получить по загривку. А собаки, как и ребята, не любят, чтобы их колотили, да ещё обливали при этом холодной и солёной водой.
Мурка, работа и сельдь
Я уже давно задумал написать книгу под названием «Как это делается». Там были бы такие главы: «Как пашут», «Как сеют», «Как ловят салаку», «Как ловят язя», «Как ловят угря», «Как рыба уходит с крючка», «Как делается телега», «Как подковывают лошадей», «Коса и её происхождение».
И ещё такие: «Как читают, а как не читают книги», «Как пишут книги», «Как создаётся опера». Получилась бы книга о тех делах, которыми я сам занимался, о вещах, которые сам видел.
Но лучше поговорим о том, как ловят сельдь.
Что оно такое — сельдь?
Хоть сама она редко заходит в Балтийское море, тем не менее её близкая и дальняя родня живёт у самого нашего порога: в эстонских проливах, в Рижском и Финском заливах. Ребята на побережье иногда поют песенку:
Селёдка,Не плачься,За салакуСпрячься!
В этой песенке есть доля истины. В эстонских водах обитает очень близкая родня селёдки — вьюнковая салака, которая вырастает порой до таких размеров, что селёдка средней величины вполне может за ней спрятаться. Да и обыкновенная салака, которую эстонцы едят чуть ли не каждый день, может гордиться своей роднёй, живущей у берегов Норвегии и в Атлантике. И даже килька, эта крошка с плоским тельцем и острым носиком, может протянуть атлантической сельди свой плавничок и пискнуть: «Здравствуй, тётя!»
Но селёдка, которую мы покупаем в магазине, обычно ловится у берегов Норвегии или Исландии. Называется она или королевским заломом, или исландской, или норвежской сельдью. Иногда же мы покупаем маленькую жирную и очень сочную селёдку, называемую шотландской. Её ловят южнее — неподалёку от Шетландских островов. Туда в последнее время особенно часто заглядывают польские рыбаки.
