Чарлз Робертс - Последняя охота Серой Рыси
По обычаю всех людей, зимующих в лесу, он просыпался каждый час и поправлял костер. Но к утру он так устал, что заснул непробудным сном. Когда он проснулся, костер уже погас. Белесоватое небо над ним подернуто было розоватой дымкой, и красноватый свет нежно горел между сосен. Края одеяла у самого лица его отвердели и покрылись льдом. Он грубо откинул их и сел, проклиная себя за то, что позволил погаснуть костру. Он осмотрел освещенную теперь пустыню. И вдруг сразу съежился, как бы желая скрыться. Глаза его загорелись, и он благословил свое счастье, погасившее его костер. Вдали, выделяясь темными огромными пятнами, двигалось среди валов большое стадо карибу[1].
Притаившись в канаве, Пит свернул поспешно одеяло, привязал его себе на спину и, прорывая руками снег, пробрался осторожно к соснам. Как только он убедился, что его не видно, он вскочил на ноги, вытащил свои ремни из кроличьей ловушки и пустился в путь, стараясь идти как можно скорее.
Карибу — беспокойные и капризные животные. Они двигались к югу, должно быть, сами не зная зачем. Они шли по кряжу холмов. Пит догадался, что снег там был местами сметен, местами очень плотен от ветра. Они были далеко вне выстрела. Но он решил добраться к ним, несмотря на глубокий снег, и пустить в ход всю настойчивость свою и хитрость, хотя бы для этого ему пришлось ползти на руках и коленях.
Слабый, но резкий северо-западный ветер дул от человека к стаду. Но стадо находилось слишком далеко, чтобы заметить на снегу зловещее пятно и поднять тревогу. Пит заботился теперь о том, чтобы приблизиться к стаду на ружейный выстрел и не быть открытым. Охота так увлекла его, что он на время забыл свой голод. Но когда он вошел в лес, голод проснулся с новой силой. Он остановился, содрал кору с небольшой сломанной сосны и, отделив сладкую мякоть, которая лежит между корой и древесиной, съел ее. Он нарвал кроме того душистых почек, клал их целыми горстями в рот и, пожевав некоторое время, выплевывал оставшуюся твердую шелуху. Ему удалось наконец утолить свой голод. Желудок уже не требовал пищи, а спокойно ждал ее.
После двух часов утомительной ходьбы лес сделался реже, и начался подъем. Пит вышел на склон холма далеко позади стада и очутился теперь за ветром. Снег был здесь притоптан копытами карибу. Увидя кочку, Пит расчистил ее ногой и добрался до земли. Здесь он нашел то, чего желал — несколько пунцовых ягод грушицы, замерзших, правда, но свежих и сладких. Полгорсти этих ягод еще больше утолили его голод, и он быстро направился вдоль кряжа холмов, прячась за каждым бугорком. Увидя наконец нескольких карибу, отставших от стада, он присел к земле, как кошка, и перелез по другую сторону холма, чтобы лучше спрятаться.
Восточный склон холма был покрыт кустарником. Пит так быстро перебирался от одного куста к другому, что скоро должен был очутиться возле медленно движущегося стада. Через час он снова был на верхушке холма, закрытый низкими кустами можжевельника. Он взглянул сквозь кусты, держа ружье наготове. Лицо его омрачилось от горького разочарования: животные исчезли. Под влиянием какой-то непонятной причины — Пит был уверен, что не мог испугать их, — они были теперь вдали, на белой равнине, и шли к югу.
Пит крепко сжал челюсти. Голод и холод, соединившись вместе, сделались еще сильнее и теперь жестоко мучили его. Он хотел было перестать скрываться и бежать прямо по следам, протоптанным стадом. Но, подумав, он решил, что открыто бежать по следам слишком рискованно. Как ни тяжело карибу идти по глубокому, мягкому снегу, Пит знал, что под влиянием испуга они могут двигаться гораздо скорее, чем теперь. Только терпение могло дать ему возможность выиграть игру. Осторожно пробираясь от одного холмика к другому то на четвереньках, то пресмыкаясь, как змея, спустился он наконец к самой окраине равнины. Скрываться здесь не было возможности, а так как стадо все еще находилось вне выстрела, он смело вышел из-за рощи молодых деревьев и пустился по следам карибу Животные заметили его, подняли вверх головы, вооруженные рогами, и с тревогой потянули в себя воздух. И все стадо, взрывая снежные облака, понеслось вперед так быстро, что Пит удивился. Недовольный, бежал он за ними.
Пит хотел догнать стадо во что бы то ни стало. Все мысли его, чувства, способности заняты были голодом и старанием не думать о нем. Час за часом нырял он в снегу. Он не замечал даже и того, что солнце уже не освещает равнины. Не замечал он и ветра, который дул ему прямо в лицо, усиливаясь с каждой минутой. И вот совершенно неожиданно на него налетел целый вихрь мелкого снега и точно ремнями захлестал его по лицу. Тут только поднял он глаза и увидел, что вся равнина скрыта клубящимися облаками снега, а ветер с угрозой и в то же время со скрытой насмешкой жалобно стонет кругом. Началась метель.
Снежная буря с таким бешенством налетела на Пита, с такою силою стиснула его в своих объятиях, что у него захватило на минуту дыхание. Явился новый противник, к борьбе с которым он не был подготовлен. Но он снова воспрянул духом и злобно взглянул в глаза буре. Голод, бурю, холод — он все поборет и выиграет. Опустив голову и прикрыв полой своего пальто рот, чтобы легче было дышать, он собрался с новыми силами и занырял еще быстрее прежнего.
Будь поблизости лес или заметь он вовремя приближающуюся бурю, он сразу стал бы искать убежища в лесу. Но он понял, что стадо несется все дальше в степь. Он находился в добрых двух милях от леса. При такой бешеной буре ему не выбиться на дорогу. Он надеялся только на следы карибу. Животные должны были или свалиться на снег, или добежать до лесу. В такую бурю ни одно животное, кроме человека, не может охотиться и искать следы. Карибу, несмотря на свою сметливость и опытность, забыли даже, что их преследуют. Пит может теперь подойти к ним, и они проведут его в лес. С гордостью и упорством думая о своем превосходстве над другими жителями пустыни, посылал он грозный вызов буре.
Проходили часы, но он упорно двигался вперед, придерживаясь следов скорее с помощью осязания, чем зрения, — так густо залеплял ему глаза снег. Мелкий снег прилипал к его ногам. Он чувствовал, что скоро упадет. Он шел все медленнее и медленнее. У него осталось только одно желание — идти вперед. И в то же время он начинал чувствовать всю прелесть возможности отказаться от этого. Он подумывал уже о тепле и отдыхе, об освобождении от безумного ветра. Ведь он может зарыться глубоко в снег. Он знал хорошо, что куропатки зарываются в снег, когда мороз и буря становятся для них невыносимыми. Но разум остерегал его. Будь у него полный желудок и имей он пищу в карманах, он, быть может, и прибегнул бы к этой хитрой выдумке куропаток. Но теперь, голодный, изнеможенный, он знал, что если зароется в снег, то освободится от него только весною. Нет, он не станет прятаться от ветра. Он громко расхохотался и упорно продолжал двигаться вперед.