Леонид Кокоулин - Затески к дому своему
– А у изюбря тоже ведь рога, да еще какие…
– Э-э, – не дослушав Гришу, перебивает Анисим, – в это время изюбр пуще глаза бережет свои рога. Если обломит рог – истечет кровью. Потом кровь затвердеет, окаменеет, а вся сила у него в рогах. Соперника, как на вилы, берет. Это осенью, а весной упаси Боже сковырнуть кожицу на рогах, она там нежная, пушистая, ворс как на бархате.
Гриша всегда считал, что рога – кость. Вон у теленка с наперсток еще, а крепкие – хоть гвозди забивай.
– Давай посидим маленько, – не снимая котомки, предложил Анисим и притулился к камню. – Ты скажи, такой кустище – и несет на голове. И что удивительно, пока зверь живой – рога стоят, стоит ему пасть – рога обмякли, на глазах потекли. Где тут собака зарыта?
– Дед Витоха добывал пантачей, а насчет рогов не говорил.
– Н-да. Пантача добыть – не шутка, панты сохранить – вот работа. А то или кровь упустишь, или проквасишь рога.
– А ты, папань, добывал?
– Приходилось.
– Рассказал бы, а?
Анисим поглядел на солнце.
– Если только в двух словах. Как панты «варить». А на изюбря мы с тобой еще сбегаем… Скажем, добыл пантача, сразу рога перевязываешь в нескольких местах, делаешь скрутки-колбаски. В это время котелок с соленым раствором кипит, колбаски опускаешь в раствор. Но тут надо чутье иметь, чтобы не переварить. Опустил колбаску – на счет раз, два, три – вынул. Остудил, снова макнул в раствор так, чтобы верхний слой рога законсервировался, а внутри него оставалась живая кровь. Как соль на бархатной шерстке выступит, так и колбаски подвешиваешь проветрить на ветерок в тени. День-два повисят, если погода сухая – готовы панты. Тогда можно колбаски завертывать в чистую холщовую тряпочку так, чтобы никакое насекомое не проникло, особенно зеленой мухи бойся.
– Ну, а если погоды нет? – поинтересовался Гриша.
– Над костром, вернее, над углями делаешь навес, развешиваешь колбаски, тогда уж руку не убираешь с них.
– Папань, а куда деваешь пантовую кровь из кружки?
– В рот. Так все охотники делают.
– А ты пробовал? Вкусно?
– Ничего. Другой раз валишься с ног от усталости, глотнул – откуда и силы взялись. Еще бы сто верст отмахал.
– Да ну! – восхитился Гриша. – Вот бы достать, а? Глотнешь, силы прибавятся, и с ребятами снова в бой. Мы бы им дали.
Анисим с Гришей поднялись еще выше. С трех сторон обступили их скалы. Над головой трехглавый зубец. «Это и есть «Три брата», – догадался Анисим. Туча с синим острым краем наползла на одного «брата» и обезглавила его.
– Пойдем правее, – предложил Анисим, – кажется, есть за что зацепиться, тропа вроде наметилась.
Грише было все равно. Он шел и мечтал. Вот бы нацедить крови. Принести домой, глотнуть из бутылочки, вызвать на поединок Степана Виткова – и на лопатки р-ра-з.
– Ты чего, сын, застрял?
Анисим уже на первый уступ поднялся. Гриша рванул вперед, помогая руками, обошел отца и влез на замшелый, похожий на сундук, камень.
– Есть порох, – подбодрил Гришу Анисим, – никак пантов хватил, а?
– Хватил, папаня, – признался Гриша.
– Тогда вперед.
Они оказались на широкой, вполне доступной полке в скале, она как бы для хода и сотворена природой: спирально, уступами лезет на скалу. На такой тропе лучше не оглядываться и не смотреть вниз. Ощупай ногой и твердо ставь ее. Спружинил, сделал шажок, снова нащупай уступчик и так маленькими шажками одолевай. Чем ближе перевал, тем сильнее завихряется тропа. Скала как бы опрокидывается, и тропа, втягиваясь в узкую прорезь между «братьями», тоже идет на конус.
– Ну еще маленько поднажмем, и на пупке скалы…
– Папань, а ты можешь сказать, почему у кошки глаза горят?
– Ночью, что ли? Чего это ты?
– Нет, ты скажи. У коровы не горят, а у кошки – как лампочки светятся.
– Кошке ночью мышей ловить, а корове зачем свет готовое сено жевать, – отдышавшись, пояснил Анисим.
– Да не к этому я. Не знаешь, так и скажи.
– Не знаю, – согласился Анисим.
– А я знаю. У кошки шерсть вырабатывает электрический ток. И передает на глаза. Гладил кошку?
– Чесал, сыплются искры. Сейчас придумал насчет электричества?..
Анисим вытянул горбовик на перевал, высвободил руки из лямок, опустил его на землю. Гриша подошел к отцу, тоже сбросил вьюк и огляделся.
Синим морем перед ними лежала тайга. А скалы, словно корабли на якорях, проступали в этом море. На дне распадка, из которого они только что поднялись, виднелись пролежины смятой осоки и коросты перестоявшего хвоща. А по опушке, у подножья скалы, полыхала рябина, выступы горели шиповником.
– Благодать-то какая, встань-ка рядом. – Анисим поклонился Создателю и широко перекрестился, раскланиваясь на все четыре стороны. Поклонился и Гриша, больше из уважения к отцу, и застеснялся.
– На такую красоту с усердием молись, сын, – заметил Анисим.
Так и стояли они вдвоем. Большой и маленький.
– Папань, по сухарику бы, а?
– А кто нам запретит роскошничать, – встрепенулся Анисим, – спроворим. – Он взялся за мешок, выбрал коричневый, с золотистой корочкой сухарь и подал Грише.
– Без приварка и до овина день в три длины. Ну это так, присказка, впору обед стряпать.
– Сам же говорил, без воды какая стоянка.
– Я и сейчас от своих слов не отопрусь, – вдел руки в лямки Анисим. – Привал куда ни шло, а вот стоянка без воды, что вшивому без бани.
– Скажешь, папань.
– Ну ты определи.
– Могу. Рыбаку без речки что охотнику без собаки.
Гриша еще окинул глазом редкие прогнутые в стволе сосенки, стланик; кустарники венчиком окаймляли скалистый пик. Анисим уже встал на тропу, Гриша вьюном между камней, только горбовик мелькает.
– Папань! – закричал Гриша. – Смотри, мельтешит… Речка!
Анисим повеселел. Речка оказалась сажени в две. Она обессиленно шумела на шиверах, была прозрачна, сверкала обледеневшими, торчавшими из воды торосами. Солнце едва не доставало изрезанной зубчатой горы на горизонте.
Гриша горбовик долой и схватился за нож вырезать удилище.
– Ставь, папань, воду на уху.
– Хорошо, Григорий, – снимая заплечник, согласился Анисим. – Только как насчет крючка? – спросил он.
Гриша сдернул с головы шапку, отогнул козырек.
– На, смотри.
Действительно, под козырьком цепко держались два крючка с мушками, под кобылку.
– Запасливый мужик, – одобрил Анисим.
Гриша схватил под рыбу котелок, но Анисим придержал его вопросом.
– Может, заварухи сотворим, а? Рыбу еще надо чистить, под нее мешок нужен.
Анисим разобрал Гришину котомку, накинул лямку ему на шею, так что горловина пришлась под правую руку.
– Ну, чем не рыбак, – осмотрел отец сына. – А я поставлю таган, костер разведу, трапезню сооружу, – поискал Анисим глазами место, где сподручнее будет обосноваться.
