Георгий Скребицкий - Рассказы охотника
— Давайте-ка сделаем прорубь!
Мы быстро сбегали в избушку дяди Никиты и вместе с ним вернулись с ломом и лопатами. Работа оказалась нелегкая. Лед был довольно толстый, но все же через несколько минут прорубь была готова. Прорубили ее как раз над тем местом, где у бобров по дну шла подводная дорожка к их хатке. Все склонились к проруби и стали напряженно всматриваться — не заметим ли в глубине хоть какие-нибудь признаки жизни наших бобров.
— Бобки, Бобки! — позвал дядя Никита.
Мы прислушались — ни звука. Неужели же они погибли там под льдом и снегом?
Вдруг вода в проруби вздрогнула, и из нее показались две знакомые мордочки.
Бобры быстро вылезли на лед, и мы на радостях начали угощать их свеженарезанными ветками.
Наевшись, зверьки принялись расчесывать лапками — приводить в порядок свои шубки. Потом они заковыляли обратно к проруби, бултыхнулись в воду и исчезли. Прошло несколько минут, а мы все стояли и смотрели в темную прорубь под лед. Легкая морозная пленка уже начинала затягивать воду, и на нее медленно падали крупные белые снежинки…
— Ну, прощайте, Бобки! Прощайте до весны.
Мы встали на лыжи и отправились домой.
Митины друзья
Зимою, в декабрьскую стужу, лосиха с лосенком ночевали в густом осиннике. Начало светать. Порозовело небо, а лес, засыпанный снегом, стоял весь белый, затихший. Мелкий блестящий иней оседал на ветви, на спины лосей. Лоси дремали.
Вдруг где-то совсем близко послышался хруст снега. Лосиха насторожилась. Что-то серое мелькнуло среди заснеженных деревьев. Один миг — и лоси уже мчались прочь, ломая ледяную кору наста и увязая по колена в глубоком снегу. Следом за ними гнались волки. Они были легче лосей и скакали по насту не проваливаясь. С каждой секундой звери все ближе и ближе.
Лосиха изранила ноги об острые льдинки. Она уже не могла бежать. Лосенок держался возле матери. Еще немного — и серые разбойники нагонят, разорвут обоих.
Впереди поляна, плетень возле лесной сторожки, широко раскрытые ворота.
На миг лоси остановились: куда деваться? Но сзади совсем рядом послышался хруст снега — волки настигали. Тогда лосиха, собрав остаток сил, бросилась прямо в ворота, лосенок за ней.
Сын лесника Митя разгребал во дворе снег. Он еле отскочил в сторону. Лоси чуть не сбили его с ног.
«Лоси!.. Что с ними, откуда они?..»
Митя бросился к воротам и невольно отшатнулся: у самых ворот волки.
Дрожь пробежала по спине мальчика, но он тут же замахнулся лопатой и закричал:
— Вот я вас!
Звери шарахнулись прочь.
— Ату, ату!.. — кричал им вдогонку Митя, выскакивая за ворота.
Отогнав волков, мальчик вернулся во двор.
Видит — лосиха с лосенком забились в дальний угол, к сараю.
— Ишь как испугались, дрожат все, — ласково сказал Митя. — Ничего, не бойтесь. Теперь не тронут.
И Митя, осторожно отойдя от ворот, побежал домой — рассказать, какие к ним во двор гости примчались.
А лоси постояли во дворе, — оправились от испуга и ушли обратно в лес. С тех пор они всю зиму так и держались в лесу возле сторожки.
Утром, идя по дороге, Митя часто издали видел лосей на лесной опушке.
Заметив мальчика, они не бросались прочь, а только внимательно следили за ним, насторожив свои огромные уши.
Митя весело кивал им головой, как старым друзьям, и бежал дальше, в школу…
Мать
Как-то в начале августа на рассвете мы с Джеком пошли на охоту.
Выбрались на знакомую лесную поляну. В этот ранний час она походила на широкую тихую заводь. По ней струились волны тумана. Они поднимались и уходили вдаль, в зеленоватый простор предутреннего неба. И в этом просторе далеким крохотным парусом белел и таял заходящий месяц.
Мы присели на краю поляны и стали ждать, когда совсем рассветет и можно будет итти разыскивать тетеревей.
По зорям эти дикие лесные куры обычно выходили на поляны и кормились ягодами брусники. Заслышав нас, они убегали в кусты и затаивались среди — высокой травы и прошлогодних листьев. Но Джек все-таки отыскивал их по следам и, подкравшись, замирал на месте — делал стойку. Он стоял неподвижно, чуть вздрагивая от нетерпения, и ожидал только моего приказания, чтобы броситься и вспугнуть затаившуюся дичь. Я командовал: «Вперед!» Джек бросался, и тяжелые, жирные птицы с шумом вылетали из своей засады.
Я стрелял. Если птица падала, Джек опрометью кидался ее поднимать и с торжеством подавал мне. Если же я промахивался, он долго смотрел вслед улетевшей дичи, а потом оборачивался ко мне с таким укоризненным видом, будто хотел сказать: «Эх, брат, плох ты!» И мы шли дальше.
В это утро, только мы подошли к кустам, Джек остановится и замер на стойке — почуял дичь. Я скомандовал: «Вперед!» Джек бросился в кусты, но оттуда никто не вылетел, а только послышался какой-то странный писк. Я даже не понял, кто это так кричит — зверь или птица.
В недоумении раздвинул кусты и увидел необыкновенное зрелище: Джек, виляя хвостом, раскапывал носом кучу прошлогодних листьев, а вокруг его морды бегал и угрожающе пищал большой старый еж.
Что это значит? Я еще никогда в жизни не слышал, чтобы еж пищал. И почему он не свертывается в клубок, а бросается прямо на собаку, норовит ее укусить?
Я нагнулся к Джеку и тут только разглядел и понял, в чем дело. В развороченных сухих листьях копошились три крохотных, почти совсем голых ежонка. Так это мать-ежиха защищала своих детей!
Джек покосился на ежиху, потом на меня, будто спрашивая: «Чего она так кричит? Я ведь и не думаю их кусать».
— И молодец, что не тронул, — похвалил я. — Не стоит с ними и связываться. Идем-ка лучше тетеревей искать.
Джек, видимо, согласился. Он весело замахал хвостам и побежал прочь.
Резвый
За мной зашел мой сосед и наставник по охоте — дедушка Пахомыч, и мы отправились с ним в лес.
Было еще очень рано. Лес только что просыпался, по-утреннему росистый и звонкий. Трещали дрозды, где-то куковала кукушка и, будто перекликаясь с ними, в ближайшей деревне на разные голоса горланили петухи.
На траве и кустах лежала сильная роса.
— В самый раз ястребят ловить, — сказал Пахомыч. — По росе крылья у них обмокнут — подходи и бери, а как подсохнут, тогда еще погоняешься.
— Далеко итти? — спросил я.
— Нет, тут рядом.
Мы вышли в мелколесье. Кое-где поднимались старые, уцелевшие после вырубки деревья. На вершине одного из них чернели наваленные сучья — очевидно, гнездо какой-то большой птицы.
