Если верить Хэрриоту… - Галина Львовна Романова
От волнения я чуть не оттолкнула ее — разумом я понимала, что кошка ищет у меня всего-навсего утешения. Но с другой стороны, а вдруг ей понадобится настоящая помощь? Сумею ли я ее оказать? Нас, к сожалению, не учили помогать мелким домашним животным, да и, к слову сказать, случись что с обычным домашним кроликом, вылечить его зоотехнику будет затруднительно. Это дело ветеринаров. Но стоит ли вызывать акушера к кошке?
Люська заползла мне на колени — я села на полу — и тяжело дышала, но еле слышно замурлыкала, когда я ее погладила.
Потом ее сотрясла новая судорога, и я решила действовать на свой страх и риск. Оставив кошку на полу, я сходила, принесла теплой воды, полотенце и мыло, но, пока я возилась, Люська уже собралась с силами и уползла в шкаф.
Я осталась сидеть, прислушиваясь к тишине и надеясь, что природа знает все лучше меня.
Так и оказалось. Через полчаса шкаф открылся. Из него вышла Люська. В зубах у нее болтался крошечный черный котенок, еще совсем мокрый и, кажется, даже не облизанный. Еще пошатываясь — очевидно, на подходе был второй, — она прошла через весь зал и полезла под диван. А через минуту вылезла снова, вернулась в шкаф и вытащила оттуда второго. Этот был чуть крупнее и, как мне показалось, светлее.
Его она тоже спрятала под диван, и напрасно я ждала, когда она полезет за третьим — то ли котят у нее было всего двое, то ли она решила рожать остальных в более удобном месте. Чтобы не мешать молодой матери, я потихоньку ушла из комнаты.
Вернувшись вечером с работы, я с порога объявила тете новость:
— У Люськи котята!
— Да ну? И где она их спрятала?
— Сперва рожала в шкафу, а потом перенесла под диван.
— И сколько?
— Я видела двух.
Мы подняли диван. Там без всякой подстилки лежали три темно-серых, с темными лапками и мордочками, слепых котенка. Как ни странно, все они были крупные и на вид упитанные. Люська вертелась тут же, волнуясь за своих отпрысков и гордясь ими.
— Куда нам столько? — сказала тетя. — Оставим одного, а остальных утопим. Эстериных не знаешь куда девать, а тут еще три рта! Юра с ума сойдет. Он кошек не выносит!
Мне было безумно жаль котят, но что поделаешь — всегда и везде оставляют только самых лучших, а остальных топят или, что еще хуже, закапывают в землю.
— Я не могу их убить, — сказала я.
Тетя посмотрела на меня с некоторым удивлением — несколько дней назад я зарубила утку и теперь, очевидно, считалась киллером на полставки.
— Хорошо, я сама это сделаю, — сказала тетя. — Кого оставим?
— Самого лучшего, — поспешила я блеснуть познаниями. — Котят надо отнести куда-нибудь, чтоб кошка начала их перетаскивать обратно. И тот, которого она принесет первым, самый лучший.
— Нет, это хлопотно. Мы оставим котика. Ты сможешь определить, кто из них кто?
Я взяла котят и перевернула их кверху животами. М-да, гораздо легче было бы ту же операцию проделать с любыми другими животными. Сколько ни вспоминала, с уверенностью могла сказать только одно — котята разнополые. Я попыталась вспомнить, как выглядел «котенок номер один», которого Люська переносила из шкафа в диван.
— Вот этот, — показала я.
— Вот этого и оставим. — Тетя забрала двух других и ушла, а я вручила спасенного малыша матери.
Вечером следующего дня из города, сдав первый экзамен, звонила Света.
— Ну что, — спросила она, скороговоркой выпалив свои новости, — родила?
— Да.
— Кого оставили?
— Как ты и просила, котика.
— Мейсоном назовите. Пусть будет сынуля Мейсон.
Что ж, если его мать носит имя олимпийской чемпионки, а вторая кошка — героини телесериала, то почему бы котенку не быть тезкой любимца всех женщин?
Первые дни маленький Мейсон только ел и спал, а обретшая былую стать Люська дни и ночи проводила либо над своим котенком, либо на охоте.
Только на двадцатый день я второй раз увидела котенка. В тот день вернулась Света — уже студенткой. И, конечно, захотела немедленно посмотреть на своего «сынулю Мейсона».
Сразу было видно, что это породистый котенок. У детей Эстер большие уши торчали на макушке, а длинные хвосты свидетельствовали о том, что и отец и мать не знали, что такое «порода». У Люськиного пепельно-серого, с еле заметными темными полосками на лапках котенка ушки были крошечные, чуть завернутые, как у щенков, посаженные низко, а короткий хвостик торчал аккуратной морковочкой. Он щурил светло-голубые глазки и лежал в ладонях, как игрушечный.
Восторг Светы быстро угас.
— Ну какой же это Мейсон? — воскликнула она. — Это же кошечка!.. Ну ничего, будет Сантаной!
Окрещенного котенка положила обратно на постельку.
Малышка росла не по дням, а по часам. Молока у пышнотелой мамаши было вдосталь, и то, что должно было делиться на троих, доставалось одному. Кроме того, Люська оказалась замечательной охотницей — она носила Сантане мышей в ужасающем количестве. А однажды приволокла крысу. Когда ее положили рядом с котенком, мы с тетей ужаснулись — длиной они обе, кошечка и крыса, были одинаковыми, крыса даже выигрывала за счет хвоста. Но Сантана, не раздумывая, вцепилась в материнскую добычу зубками…
Когда она наконец выкатилась раздутым шариком поиграть, я первая заглянула в «гнездо» — посмотреть, сколько от крысы осталось. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что от огромной крысы остались только хвост да обмусоленная задняя лапа. Все остальное как-то уместилось в маленькой Сантане.
После того как кошечка перестала прятаться от мира, ее мать тоже стала более общительной. Если вначале она отчаянно гоняла от себя котят Эстер, то теперь ее словно подменили. Не раз и не два мы видели, как Люська, лежа на ковре, кормила Сантану, а сбоку к ее соску присоседился Буян и тоже жадно сосал. Другой раз она же вылизывала кого-то из чужих котят.
Два семейства слились в одно. Теперь вместе они воспитывали котят, вместе обедали и отдыхали.
Эстер долго не удавалось поймать крысу — она все больше специализировалась на мышах, в то время как Люська носила исключительно этих серо-бурых мощных тварей. Но однажды повезло и Эстер, хотя, если вспомнить о последствиях…
Котята уже пробовали играть друг с другом в охоту, и кошка решила, что настала пора приучать их к живой добыче. И вот как-то вечером, когда мы всей семьей сидели у телевизора и, затаив дыхание, следили за переживаниями Марианны, отчаянно пытавшейся завоевать доверие своего вновь обретенного сына, а
