Николай Золотницкий - Цветы в легендах и преданиях
Но сверх того, и самая культура и разведение пионов считаются в Китае занятием благочестивым, покровительствуемым богами, а потому китайцы увлекаются им не менее, чем голландцы культурой своих тюльпанов и гиацинтов, и нередко здесь можно встретить целые сады, засаженные только одними пионами самых разнообразных видов и сортов.
По этой же причине и о происхождении самого цветка сложилось здесь немало разного рода интересных поэтических сказаний, из которых особенно часто рассказывается следующее:
«Жил-был некогда один страстный любитель пионов, некий Хо-Чи. Каких только пионов он ни разводил! Были у него белые, как лебеди, и бланжевые, как солнечный заход, темно- и светло-розовые, ярко- и темно-малиновые; были с гладкими лепестками и с завитыми, душистые и не пахучие... И любовался он ими с утра до вечера и с вечера до утра. Когда цвели его пионы, то сад его становился так прекрасен, что ему мог бы позавидовать сам император.
Но вот однажды проходил мимо сада Чанг-Эй, сын одного знатного мандарина, со своими товарищами, большой грубиян и шалопай. Увидев пионы, он бросился на них с палкой и начал их сшибать и топтать ногами. Старик Хо-Чи плакал, умоляя его оставить цветы в покое, но шалопай не слушал и продолжал ломать их и калечить. Тогда, выйдя наконец из терпения, старик собрал все свои силы, напал в свою очередь на него и, больно исколотив, выгнал из сада.
Исправить, однако, попорченное было уже трудно: цветы были побиты, потоптаны, растения поломаны. Оставалось только ждать, чтобы само время поправило их. И старик сидел и заливался горькими слезами.
Как вдруг откуда ни возьмись появилась прелестная молодая девушка. Она подошла к нему и спросила: «О чем, старичок, ты так горько плачешь? Не плачь, предки мои оставили мне дар оживлять все умершее, принеси мне только немного воды».
Обрадованный старик бросился было за водой, но дорогой, усомнившись, обернулся. И — о чудо! — девушка уже исчезла, но все цветы его ожили и сделались даже во сто раз прекраснее: простые превратились в махровые, одноцветные — в пестрые. На одном кусте были цветы всевозможных сортов, и краски их поражали ни с чем не сравнимой яркостью.
Слух о таком чуде не замедлил распространиться по всей стране, и отовсюду стал стекаться к старику народ, чтобы полюбоваться его так чудесно воскресшими цветами... Но избитый стариком Чанг-Эй, раздосадованный такой удачей, не мог простить нанесенного ему оскорбления и решил во что бы то ни стало отомстить. И вот он оклеветал Хо-Чи и обвинил его в чародействе. Старика схватили, бросили в тюрьму, приговорили к смертной казни и назначили даже день ее исполнения.
А тем временем Чанг-Эй, напившись пьян, отправился опять со своими товарищами в сад старика и принялся было снова топтать и ломать его чудные цветы. Но тут вдруг поднялся сильный ветер; при его порывах все пионы приподнялись и превратились в прелестных молодых девушек, одетых в столь же блестящие платья, как лепестки самых красивых из цветков, и одна из них, обратившись к своим подругам, сказала: «Мы все сестры цветов. Враги так усердно ухаживающего за своими пионами Хо-Чи — наши враги. Соберем силы и вступим с ними в борьбу!»
Тут широкие рукава их платьев замахали, сами платья заколыхались и заколебались, и разразился такой страшный ураган, что небо. сделалось черно, как чернила, и яркий день превратился в самую глубокую ночь. Подхваченные ветром товарищи Чанг-Эя ударялись о стволы деревьев, их кололи колючки, шипы и с такой силой хлестали сучья и ветви, что они остались еле живы, а сам Чанг-Эй, подброшенный на громадную высоту, упав в ров с навозом, так сильно расшибся, ударившись о землю, что тут же испустил дух.
Узнав обо всем происшедшем, верховный судья пришел в страшный испуг; он отменил тотчас же смертную казнь, простил старика и отдал строгий приказ: «не сметь никогда дотрагиваться ни до одного из цветков в его саду».
А Хо-Чи продолжал мирно жить, ухаживая за своими цветами и благословляя память спасшей его от смерти и воскресившей его цветы чудной богини. Волосы его из седых сделались опять черными, морщины исчезли, а лицо его стало свежо и молодо, как в отдаленные дни его юности. Во всем чувствовалось влияние его чудесной покровительницы, и он блаженствовал...
И вот однажды, когда он любовался только что распустившимся дивным пионом, вдруг повеяло теплым нежным ветерком, по всему саду распространилось чудное благоухание, и раздались дивные, никогда не слыханные им божественные звуки... Подняв глаза, Хо-Чи увидел свою молодую богиню, которой предшествовали непорочные белые аисты и лазоревого цвета феникс, опускающийся на розовом облаке. «Хо-Чи, — сказала она ему, — ты достиг полного совершенства. Творец вселенной, желая наградить твою беспредельную любовь к цветам, зовет тебя в свои небесные сады, следуй за мной!..»
Хо-Чи вступил на облако и вознесся медленно на небо. А за ним поднялись его хижина и окружавшие ее деревья, цветы, пионы и все, что он любил. И с облака раздался голос:
«Тот, кто любит цветы и охраняет их, увеличивает свое счастье и получит блаженство. А тот, кто обходится с ними дурно и уничтожает их, будет несчастен и подвергнется самым строгим наказаниям!»
Затем облако исчезло среди других облаков, и в воздухе почувствовалось как бы дуновение легкого зефира.
И с этих пор селение, где жил Хо-Чи, стало называться селением праведника, вознесшегося живым на небо, а место, где был его сад, — садом «ста цветов».
Не менее поэтичное сказание сложилось там еще и о «духе пиона».
«Жил некогда, — говорит это сказание, — в одном из отдаленных городов Небесной империи один молодой ученый, который посвящал себя всего изучению культуры пионов.
Живя в одиночестве, только среди своих книг и пионов, он был однажды крайне обрадован посещением одной молодой красивой девушки, которая без всяких приглашений появилась у него на пороге дома и просила дать ей какое-нибудь занятие.
Согласившись с удовольствием на ее просьбу, он со временем был приятно удивлен тем, что она стала для него не только прекрасной служанкой и помощницей по уходу за его пионами, но и отличным товарищем.
Оказалось, что она получила замечательное воспитание, знакома с придворным этикетом, писала, как ученый, была поэтом, живописцем и стала для него верным другом.
Отнесшись сначала к ней лишь с снисхождением, молодой ученый вскоре был положительно пленен как ее грацией, красотой, так и ее познаниями. Она сделалась для него существом необходимым.
Все шло отлично. Молодые люди, видимо, увлеклись друг другом. Она слушалась его во всем беспрекословно, исполняла все его малейшие желания; он любовался ею, даже более того — любил ее.
