Иштван Фекете - Репейка
Так развлекал своих спутников доктор; Ихарош вяло улыбался, у старого возницы подрагивали прокопченные трубкой усы — краса мужчины, — немо свидетельствуя о том, что обладатель их, не отрывающий глаз от лошадей, тоже смеется.
И опять хотел было спросить Ихарош, не игра ли воздуха поплывшие у него перед глазами тени, но доктор не позволил ему такого рода отступлений в область физики.
— Хотел бы я знать, какими новыми анекдотами попотчует нас этот ядосмеситель… говорят, у него уже десять толстых тетрадей исписано анекдотами.
— Но руки у него чуткие, — заметил Ихарош, — я сколько раз заглядывался, как это он ловко обвязывает пузырьки.
— А я, черт побери, люблю, когда бутылка открыта, — пробурчал возница.
— Вот вас и хватит удар прежде времени! Сколько вам лет, дядя Имре? — спросил доктор.
— Восьмой десяток размочил…
— Ну, так недолго вам его размачивать, если не заткнете покрепче эту самую бутылочку…
— Не-е, оно мне от кашля пользительно…
Старый мастер доехал благополучно — во всяком случае до аптеки.
Время шло к полудню, и по дворам маленького городка растекалась пропитанная запахом савойской капусты скука. На рынке лишь у самого входа еще велась кое-какая купля-продажа, день был не базарный, так что в аптеке путников встретила только пахнувшая лекарствами прохлада. И, разумеется, аптекарь, который выглянул в стеклянную дверь, сразу же, едва заслышал замерший перед домом перестук колес.
— Сюда, сюда! — закричал он. — Здесь отпускают дешевую касторку…
— Уже начинает, — ухмыльнулся возница, а доктор тем временем соскочил с повозки. Репейка же просунул голову между ног хозяина.
— Собака! Собака высшего разряда! — прокричал аптекарь.
— Его Репейка зовут, — сказал доктор. — Настоящая милицейская ищейка. — И ласково погладил щенка, прежде чем Репейка сообразил, как ему тут держаться.
— Мое имя он знает, — колебался щенок, — но рука у него вонючая, хотя гладит приятно. — И он взглянул на своего хозяина.
— Заходите, дядя Ихарош, — протянул старику руку аптекарь. — Репейке оставаться в святилище не положено. Он только проследует через него и уже в моей частной квартире полакомится ветчиной и настоящей «качественной» колбасой. Ох уж эти продавцы, чего не удумают… Качественная… а какого качества? Качество может быть любое — и плохое, и хорошее, и среднее, но какое-нибудь да есть же!.. Обопритесь на меня покрепче, дядя Ихарош. Есть здесь и мускулы, и грудная клетка — все, что полагается.
— Только головы не достает, — заметил доктор, — ну да голова аптекарю и ни к чему. Пиво у тебя есть?
— А чего здесь нет? Скажи мне лучше, незадавшийся коновал, чего здесь нет! Почтенная фармацевтическая промышленность заботится решительно обо всем… Как вы себя чувствуете, дядя Ихарош? Вижу, что хорошо. Я опять приготовлю вам ваше лекарство и можете порвать все отношения с подобными медиками-недоучками. Ну, входите же! Дядюшка Имре, чего бы вы выпили на дорожку? Слабительного или пива?
— Так ведь, коли можно на выбор, так я той давешней сливовицы попросил бы три капли.
— Ну, что за мудрец!.. Присаживайтесь, присаживайтесь, — уже у себя в квартире приглашал аптекарь. — Ты тоже сядь, Репейка. Вы, дядя Ихарош, отдыхайте, а я пойду угощу возницу, но сперва разолью пиво.
Доктор залпом выпил свой стакан и встал.
— У меня дела. Дядя Гашпар может выпить покуда стаканчик пива, а там я заеду за ним и отправимся за покупками.
Щенок и старик остались одни. До сих пор Репейка не отходил от ног хозяина, но теперь почувствовал, что изучение обстановки не повредит. Он обнюхал все ножки стульев, книжные полки, даже встал передними лапами на кушетку и обнюхал остывшее ложе аптекаря. Потом вернулся к Ихарошу.
— Ничего не нашел, — сказал он взглядом, — никакой еды. Даже запаха не слышно.
Но старый мастер ушел в себя. И зачем они, собственно, прикатили сюда? А как здесь прохладно… За окном то и дело проплывают какие-то тени. Словно серая вуаль то затягивает стекло, то вновь расходится. И воздух здесь тяжкий, подумал мастер. Видно, аптекарь давно не проветривал.
Окно вновь начало затягиваться пеленой, а старик, приложив руку к сердцу, ощутил глухой стук.
Опять колотится, подумал он и вытер покрывшийся потом лоб: рука была тяжелая, так и упала сама на колени.
— Нехорошо мне, Репейка.
Однако по аптекарю не видно было, что он заметил, как худо его гостю, и от этого стало чуть-чуть спокойнее.
— Вот вам, дядя Ихарош, отрава в лучшем виде. Доктор наказал, чтобы приняли с пивом.
Положив в рот таблетку, старик отпил пива.
— Вкусно, — сказал он тихо.
— Мои лекарства всегда вкусны.
— Я про пиво. Давно уже не пил его… но выпил с удовольствием. А я было думал, что сейчас мне станет плохо…
— Как можно, чтоб в аптеке — и плохо! Да оно и неприлично… Однако Репейка вправе думать, что мы о нем позабыли, хотя это совсем не так.
Глаза щенка устремились на аптекаря.
— Голос твой мне нравится, и как ты гладишь меня, но вот запах… нет, этот запах мне не по вкусу.
— Один момент, — выскользнул за дверь аптекарь и, действительно, вернулся моментально, держа перед собой тарелку; была она, правда, из жести, но зато отнюдь не пустая…
Нос Репейки задвигался, словно маятник тончайшего прибора, и сообщил ему, очевидно, нечто приятное, ибо глаза щенка заблестели и он облизнулся.
— Может быть, это мне?…
Старый Ихарош позабыл про недомогание, да и лекарство начало действовать.
— Уж не щенку ли? Такие расходы… это уж лишнее…
— Что хорошо, то не лишнее, — заявил аптекарь и поставил тарелку на пол. — Ну, что скажешь, Репейка?
Репейка нетерпеливо переступил с ноги на ногу, а так как никто ничего не сказал ему, подошел и лег возле тарелки. Куцый хвостик — маятник его чувств — поднял целое землетрясение… Но вот Репейка не выдержал, заскулил и посмотрел на хозяина.
— Да ешь же, глупышка! — подбадривал его аптекарь.
Ихарош гордо улыбнулся.
— Без разрешения он не прикоснется.
— Как бы не так! — И аптекарь придвинул тарелку к самому носу щенка. Репейка отодвинулся и заворчал. Потом встал, скуля, и замер перед хозяином.
— Что я должен сделать, что мне сделать? — мелко дрожал щенок. — Я же сбешусь сейчас, — такой я голодный. — И Репейка встал на задние лапы: вдруг да поможет…
— Ешь, Репейка, — разрешил Ихарош, и Репейка чуть не перекувырнулся прямо в тарелку. При этих обстоятельствах он не мог, естественно, возражать и против того, что аптекарь погладил его, потом почесал за ухом, так как связь между ветчиной и аптекарем была явной. Справившись с ветчиной, — которая, по мнению Репейки, была нарезана неоправданно тонко, — он даже лизнул руку аптекаря, что на собачьем языке означало:
