Иван Басаргин - В горах Тигровых
— Садись на заплечье, повезу. аль погоди, новое судно построю, — хохотнул Феодосий — Сказано, на людей не идет, а берет скот, скот и будем защищать. Молчать! Неси, стара, остатний спирт, догуляем.
— Снова не повезло Митяю, его корову загубил.
— Корову что, может быть, и Аганьку с Викентием съел. На людей не бросается! У Митяя на боку синячище — страсть.
— Аганька! Викентий!
— Мы тута! — раздались голоса с дерева.
— Чего вас туда лешак загнал?
— Не лешак, а тигр. Как загырчит да на нас, мы на дереве и оказались.
— Вот ястри его в корень, знать, и вас пужанул. Слезайте, расскажите, как дело-то было? — приказал Феодосий.
Викентий Чирков спрыгнул с дерева и снял Аганьку, коротко рассказал, как тигр вышел из чащи, рыкнул на них, — они на дерево, а он тут же бросился на корову, ударом лапы перебил хребет, и не пикнула, а другие коровы убежали в тайгу, кони тоже.
— А у вас там песни и крики, вы дажить рева коров не услыхали.
— Я будто слыхал, кто-то ревел, но покажись, что это снова Марфа орала на Митяя. Надо искать и звать коров, — сказал Сергей Пятышин.
— Это так, распустили мы уши, в тайге, мол, зверя много, на нас тигры не нападут, — проговорил Иван Воров, заряжая свое ружье.
Все протрезвели.
— Где искать? Куда пойти на ночь глядя?
— А вы пошто не кричали нас?
— Кричать бы надо, — шумели пермяки.
— Коровы орали, да вы не слышали, а что наш крик. Сами боялись голос подать, не влез бы тигр на дерево, — оправдывался Викентий.
— Эх, а еще служивый, — махнул рукой Феодосий — Заряжай ружья, пошли искать лошадей и коров, Анйска, можно ли в ночь пойти на поиски?
— Нельзя. Я уж осмотрел, это тигрица, — и тигрята близко. Уже не сосут, знать большие, могут еще кого порешить. А коровы и кони к утру придут. Испужались зверя, но придут.
Лаврентий ушел на пост, зарядил пушку и выстрелил. Грохот всполошил ночь, поднял на крыло птиц в бухте. Луна тут же нырнула за сопку, будто грохота испугалась. Еще и еще гремели пушечные раскаты, пугали тигров, подбадривали людей.
В лагере выставлены караулы. Одна за другой начали собираться коровы, они мычали и ярились от запаха убитого тигра, не шли в загоны. К утру пришли кони. Эти не рассыпались по тайге, а сбились табуном, так табуном и пришли.
Ночь прошла спокойно. А когда взошло солнце, то пермяки гурьбой высыпали из палаток, чтобы посмотреть убитого тигра. Ночью пострашились.
Зверь был могуч. Даже мертвый он внушал страх. Огромные лапищи лежали одна на другой, будто заснул, заснул в спокойной позе после трудной охоты.
— М-да, кошечка ниче. Как дела, Митяй? Бок болит? Вот те и Васька! Видно, не во всю силу шоркнул тебя тигр, мог бы убить.
— Я, кажись, увернулся. Я ить, когда надо, верткий.
— Знамо, верток, не успел земли коснуться, уж на ногах. Дунул, только тебя и видел, — трогая лапы тигрицы, говорил Феодосий.
Тигрица щерила вершковые клыки, стыла в последнем напряжении.
— Да, пастище, жамкнет — и нет человека.
— Убили тигрицу, другие тигры придут мстить за нее, — предупреждал Кустов.
— Уже слышали. Придут, то той же оглоблей и встретим, — оборвал служивого большак.
— Как ты вывернулся, Митяй? Это тебе не рыба-кит, коя утащила тебя в Амур. Придумай какую-нибудь байку, как там придумывал.
— Нет, здеся байки не придумаешь, — отмахнулся Митяй, прижимая локоть к зашибленному боку.
— Хватит пялить глаза, пошли утренничать и за дело. Пакостник убит, второй не придет, — проворчал Феодосий.
— Иване, покажи, как Митяй драпал от тигра? — попросил Сергей.
Иван круто развернулся, забыл, что у него в руках ружье, и дал стрекача к палаткам. Все засмеялись, думали, что это начало представления, но когда повернулись к речке, куда успел показать Иван, все подались назад.
Там в расслабленной позе стоял тигр и щерил клыки, ничуть не меньше, чем у тигрицы, сильно тянул в себя туманный воздух, тихо порыкивал.
— Вот те и не придут мстить! — жалобно крикнул Кустов.
Тигр напрягся, начал бить хвостом по своим бокам и пошел на людей скрадывающим шагом, припадая брюхом к травам, замирал, будто скрадывал зверей, которых он сейчас убьет мощными лапищами, а не людей.
Люди пятились, немо отступали. Хотя у многих были ружья в руках. Тигр перебрел речку все тем же скрадывающим шагом, выскочил на яр. Теперь тигра и людей разделяли каких-нибудь десять сажен. И все враз, и охотники, и служивые, и бабы, и дети, круто повернулись и бросились к палаткам, будто холщовые стены могли их защитить от этого зверя. И только трое: Феодосий, Аниска и Андрей — вскинули ружья и одновременно выстрелили в зверя.
Тигр резко остановился, будто наткнулся на преграду, и начал медленно заваливаться набок. Стало тихо-тихо. Только и было слышно, как приглушенно рокотал перекат, шептался ветер с молодой и клейкой листвой да надрывно на сопке кричала птица.
Охотники подошли к добыче. А те, кто убежал, спасовал, теперь возвращались назад, шли молча, с ружьями и кольями наперевес. Прятали глаза от смельчаков. Но никто их не упрекнул, лишь Аниска улыбнулся и сказал:
— Всякое бывает, пари. Я от первого медведя так бежал, что ичиги с ног слетели. Голешеньким прибег домой. Бывает…
— Надо отвезти тигров на сопку, распять на дереве, чтобыть другие звери нас боялись. Для острастки.
— Нельзя, паря, ить это шальная деньга. Манзы нам за каждого тигра дадут по сто рублей. У них и шкуры в цене, и мясо, и кости.
— А где те манзы?
— На юге. Все пересушим, шкуры отомнем, при случае сбегаем туда. Только усы не выдергивайте, шкура цену потеряет.
— Все-то ты знашь, все ведашь.
— Поживете вы с мое здеся, тожить все будете знать и ведать. Почали, мужики, да сымайте шкуры так, чтобыть ни одного пореза не было. Сам буду выделывать их.
— Так что, дома аль хлева и конюшни будем строить? — спросил Пятышин.
— Знамо, хлева и конюшни. Без тягла и коров остаться — значит самим погинуть. Отбились от этих, отобьемся и от других.
Ефим отслужил молебен от тигровой напасти, долго ходил по табору и чадил кадилом, читая молитвы, гнусавил, он всегда гнусавил, когда читал молитвы.
После завтрака Феодосий сказал:
— Сергей Аполлоныч, ты займись с бабами и парнишками огородами, а мы почнем валить лес. Строиться надыть во всю силу. Тигры — звери не шутейные.
Но с валкой, леса в тот день ничего не вышло. Мужики мялись, ссылались, что после хмельного голова болит. Для вида запрягали коней, но вдруг оказывалось, что хомут надо чинить, у второго шлея порвалась, у третьего седелка пришла в негодность. Кто-то занялся правкой пил, точкой топоров. Волынили.
