Гилберт Клинджел - Остров в океане

Быть может, наиболее поразительной особенностью этого подводного пейзажа было то, что все здесь производило впечатление необычайной легкости. Даже большие каменные деревья, какими бы тяжелыми они ни были в действительности, имели воздушный вид. Их филигранные, тянувшиеся вверх ветви все более утончались по мере приближения к поверхности, где на них действовали мощные силы прибоя. Подобное дерево на земле не продержалось бы и десяти минут. Дно вокруг было усеяно сотнями пурпурных и желтых морских вееров, а также длинными султанами горгоний и морскими перьями, которые плавно покачивались из стороны в сторону весьма грациозно, прямо-таки артистически. Я заметил, что все морские перья располагались одинаково, а именно — параллельно береговой линии. Подобно рифу, подобно побережью и песчаным дюнам, начинающимся за растущими на берегу пальмами, они поворачивались под прямым углом к ветру и волнам. Между морскими веерами также размещались пурпурные морские перья, имевшие такой вид, словно они были вырваны у какой-то гигантской птицы и как попало натыканы в песок шаловливой детской рукой. Однако сходство этих кораллов с пером было чисто внешним и сразу же исчезало, стоило наклониться и рассмотреть их внимательно. Каждая из них была сложным организмом, колонией полипов, снабженных щупальцами и составлявших единое целое в виде пера — поразительно гибкое и изящное живое существо, ибо, раскачиваясь из стороны в сторону, оно никогда не принимает некрасивой, неудобной позы.

Подобное же впечатление легкости производили и рыбы. Они невесомо парили и бойко шныряли между коралловыми ветвями. Самые удивительные среди них — это губаны,[53] объедающие зелень на скалах. Сорвав водоросль со скалы, они стремительно отскакивают. Не нарушая установившейся между ними дистанции, губаны описывают круг и возвращаются точно на то место, откуда начинали движение. Даже темно-коричневый морской окунь, здоровяга длиною в три фута и весящий добрую сотню фунтов, а то и больше, и тот, казалось, разделял эту всеобщую легкость движений. Сначала я увидел только его голову, торчавшую из глубокой черной ниши в скале, но затем, уцепившись за морской веер, как за якорь, и понаблюдав некоторое время, я обнаружил, что при всей своей дородности он весьма непринужденно держится в воде. Не шевеля ни единым мускулом, он неподвижно стоял на месте, затем грациозно выплывал из ниши и, помедлив между двумя коралловыми деревьями, медленно возвращался хвостом вперед в исходное положение. Я наблюдал за ним в течение пяти минут; все это время он передвигался исключительно при помощи плавников и ни разу не ошибся.

Я хотел пройти по аллее, обсаженной морскими веерами, но не тут-то было. С борта шлюпа дно представлялось совершенно гладким или по крайней мере слегка волнистым, тогда как на самом деле было очень неровным и вдобавок изрыто глубокими расщелинами и пещерами. Я оказался как бы на склоне большого холма, поросшего деревьями не снизу, как это обычно бывает на суше, а сверху. Помимо волнообразного движения воды, бросавшей меня с места на место, ходьба затруднялась еще и тем, что из-за очень большой рефракции я потерял способность правильно определять расстояния до предметов. Так, норовя ухватиться за морской веер, чтобы удержаться на месте, я каждый раз с удивлением обнаруживал, что он находится от меня не на расстоянии вытянутой руки, а футов за шесть или больше. Я то и дело пытался ступать по белым коралловым холмикам, которых попросту не оказывалось там, где они должны были находиться по моим расчетам. Как я уже говорил, раньше мне не раз приходилось совершать подобные подводные вылазки, но тут все озадачивало меня новизной и путало мои планы. Я непрестанно проваливался в глубокие ямы, и это было особенно неприятно потому, что по какой-то странной прихоти течения я, как правило, беспомощно опрокидывался спиной назад, даже не видя, куда я падаю, — а ведь так легко можно было наскочить на гнездо морских ежей, чьи ядовитые иглы торчали из всех расщелин. Гладкий коричневатый коралл, который я случайно задел рукой, острекал меня, словно крапива. Страшнее всего было поранить ногу об острый камень, ибо я знал, чем это могло кончиться: дно тропического моря, где хищные рыбы шалеют от запаха крови, — мало подходящее место для водолаза с кровоточащей раной.

Однако вскоре у меня выработался навык хождения по дну. Я обнаружил, что передвигаться лучше всего прыжками, с одного гладкого камня на другой, предварительно прикинув на глаз расстояние и сделав поправку на снос течением. Хотя на мне был тяжелый водолазный шлем весом почти в восемьдесят фунтов, я легким прыжком отрывался от дна, плавно парил на протяжении десяти футов и приземлялся мягко, словно перышко. Впоследствии, приобретя некоторую сноровку, я мог делать прыжки в двадцать футов длиной.

Перескакивая с камня на камень, я устроил миниатюрный подводный обвал. Это произошло следующим образом. Я достиг конца глубокой лощины — отвесной каменной стены, сплошь увешанной морскими веерами и розовыми актиниями, как вдруг круглый коралловый нарост, на который я опустился — он давно уже омертвел и распадался на куски, — ушел у меня из-под ног и, подпрыгивая, покатился по отлогому склону. Я судорожно замахал руками, стараясь сохранить равновесие, и, изогнувшись, успел заметить, как он с легким стуком упал на дно, перевернулся раза два или три и зарылся верхушкой в ил. Затем случилось нечто неожиданное. Все рыбы, сколько их было на пятнадцать футов вокруг, бросились к кораллу и принялись теребить его нижнюю часть, которая теперь оказалась наверху. Другие кинулись к его следу, отмеченному беловатым облачком взбаламученного ила, и оживленно засуетились вокруг обломков, отколовшихся от него по пути. Я осторожно спустился вниз и, подойдя к кораллу, понял, в чем дело: вся его нижняя часть была облеплена морскими червями, которых больше не защищали их трубчатые домики, разрушенные при падении коралла. Рыбы мгновенно сообразили, что к чему, и поспешили воспользоваться чужим несчастьем. Это навело меня на одну мысль. Я вернулся к основанию рифа, где еще раньше заметил несколько губок, похожих на большие черные резиновые мячи, и оторвал одну из них. Тотчас же из нее выскочил красно-зеленый морской червь и, извиваясь, поспешил под защиту другой губки. Однако не проплыл он и трех футов, как из коралловых зарослей стремительно выскочил красно-желтый губан и яростно атаковал его. К первому губану тут же присоединился второй, и вскоре собралась целая стая маленьких желтых рыбок, подбиравших объедки. Продолжая в том же духе, я скоро был окружен целой свитой рыб, следовавшей за мной от губки к губке.