Дэвид Эттенборо - Живая планета
Несколько миллионов лет спустя в море начала вторгаться другая группа млекопитающих, возможно родственных медведям или выдрам. От них произошли современные моржи, тюлени и морские львы. Никто из них еще не освоил целиком водный образ жизни наподобие китов. Они по-прежнему сохраняют задние ноги, которые у китов исчезли, их черепа не утратили сходства с черепами наземных хищников, а для спаривания и произведения на свет детенышей им приходится каждый год на время покидать море.
Этот уход млекопитающих в море, по-видимому, еще не прекратился. Белый медведь в Арктике почти все время проводит в море — либо на ледяных полях, либо в воде, охотясь на тюленей. Внешне он выглядит вполне сухопутным зверем и очень похож (не считая окраски) на своего близкого родича — бурого медведя, но у него уже развилась способность держать под водой глаза открытыми, а ноздри замыкать и проводить там по две минуты, не выныривая. Быть может, и он вступил на эволюционный путь, который, если не прервется, через пару-другую миллионов лет приведет его потомков к полностью морскому образу жизни.
Вот так за 600 миллионов лет, протекших между появлением первых многоклеточных организмов и нашими днями, море приобрело обширнейшую и разнообразнейшую популяцию животных. В нем обитают члены всех основных групп животного царства. Даже такие сугубо сухопутные существа, как насекомые, и то представлены там водомеркой, молниеносно скользящей по поверхности волн. Подавляющее большинство моллюсков, ракообразных и кольчатых червей все еще живет в воде. Многие крупные группы — морские звезды и морские ежи, медузы и кораллы, кальмары и осьминоги, не говоря уж о рыбах, — извлеченные из нее, погибают очень скоро. Океан был местом рождения жизни, ее детской и все еще остается главной ее резиденцией.
Море, как и суша, обладает большим разнообразием условий, и ко всем ним приспособилось то или иное сообщество животных и растений. Между жизнью в море и на суше можно обнаружить много поразительных параллелей.
Влажному тропическому лесу, где плотность и разнообразие живых существ особенно велики, в море соответствует коралловый риф. Даже внешнее сходство неоспоримо. Заросли кораллов, где одни тянут к свету стволы и ветви, а другие ловят его горизонтальными пластинами, напоминают лесную чащу. Однако сходство это гораздо глубже, чем подозревают многие.
Строят рифы коралловые полипы, и они, конечно, животные, выглядящие как крохотные актинии. Но внутри их тела есть множества желтовато-коричневых гранул — и это уже растения, малюсенькие водоросли, близкие родственницы тех, которые составляют фитопланктон.
Внутри полипа эти водоросли поглощают отходы своего хозяина. Они преобразуют фосфаты и нитраты в белки и с помощью солнечных лучей используют углекислый газ для производства углеводов, выбрасывая при этом кислород, который совершенно необходим полипу для дыхания. Иными словами, от такого сожительства выигрывают оба организма. Помимо водорослей в теле полипов, многие другие существуют независимо на отмерших частях колонии кораллов. В целом три четверти живых тканей в кусте коралла являются растительными.
В основном риф слагается из известняка, который и кораллы, и независимые водоросли столь усердно извлекают из морской воды. Коралловые полипы, главные поставщики известняка, секретируют его непрерывно. Построив себе крохотную защитную камеру, каждый полип выбрасывает тонкие волоконца, из которых возникает новый полип. Он в свою очередь принимается строить себе камеру над тем, кто его породил, а тот, оказавшись погребенным, погибает. Таким образом, коралловая колония представляет собой тонкий внешний живой слой, лежащий на бесконечных ярусах пустых известняковых камер. Но и этот мертвый известняк продолжает служить колонии, обеспечивая ей прочную опору. В этом смысле его можно сравнить с древесиной в стволе растущего дерева. Водоросли в кораллах нуждаются в солнечном свете, а потому кораллы не способны расти ниже пятидесятиметровой глубины. А это — примерное расстояние от балдахина джунглей до земли.
В каменных дебрях и ветвях кораллового рифа живут или только питаются самые разные существа. Рыбы-попугаи острыми, образовавшими подобие клюва зубами отламывают куски кораллов, а затем перетирают их на круглых глоточных зубах в глубине рта, извлекая из порошка полипов. Другие рыбы грабят коралловые колонии с большим изяществом. Ярко-зеленые в оранжевых пятнах спинороги прижимают рот ко входу в камеру полипа и всасывают ее обитателя. Морские звезды впрыскивают туда пищеварительный сок, готовя себе похлебку из полипов.
Другие животные прячутся на рифе или строят там жилища. Усоногие рачки и тридакны просверливают себе убежища в известняке и спокойно лежат в них, отфильтровывая планктон. По переплетению ветвей неустанно ползают бесстебельчатые морские лилии и офиуры, щетинистые черви и беспанцирные моллюски. В укромных пещерках таятся мурены, готовые в любую секунду метнуться наружу и схватить ничего не подозревающую жертву. Стайки маленьких лазурно-голубых помацентровых рыбок порхают, как птицы, между коралловых ветвей, неподвижно повисают, собирая крошки органической пищи из миниатюрных водоворотов, при появлении опасности стремительно шмыгая под защиту каменных ветвей. А там теснятся, словно растения на сучьях тропического дерева, губки, горгонарии, актинии, морские огурцы, асцидии и тридакны.
Как мы видели, разнообразие обитателей влажного тропического леса отчасти объясняется прекрасными окружающими условиями — теплой влажной атмосферой и обильным солнечным светом, — а отчасти — длительной стабильностью, благодаря которой у эволюции хватило времени приспособить виды для заполнения множества специфических ниш. Сверхизобилие жизни на коралловом рифе порождено аналогичными причинами. Волны, постоянно разбиваясь о рифы, колышась между коралловыми выростами, насыщают воду кислородом, а тропическое солнце круглый год щедро льет свой свет. К тому же коралловый риф — даже еще более древняя среда, чем влажный тропический лес. Как свидетельствуют многочисленные окаменелости, уже двести миллионов лет назад существовали рифы, обитатели которых — полипы, морские ежи, офиуры, моллюски и губки — были очень близки к современным видам. С той поры и до наших дней в тех или иных частях тропических морей непременно были коралловые рифы, и вездесущим личинкам в планктоне всегда находилось местечко, где поселиться. Сейчас Большой Барьерный риф у восточного побережья Австралии служит приютом для трех с лишним тысяч видов животных.
Такая плотность популяций порождает свои трудности. Любая трещина, любая ямка, которые могут стать более или менее надежным приютом, вызывают интенсивное соперничество. Креветки одного вида постоянно, ценой значительных усилий выкапывают себе норки и столь же постоянно морские собачки одного вида вселяются в норку вместе с креветкой как в собственное убежище. Каждая пустая раковина занята внутри раком-отшельником, а снаружи — губками, которые питаются крохами, перепадающими им от трапезы рака, и образуют такой плотный покров, что хищники не замечают раковины и не покушаются на хозяина. Карапус, длинный и тонкий как карандаш, прячется внутри тела другого животного. Он пробирается внутрь голотурии, тычась носом в ее анальное отверстие, а когда добивается своего, получает не только убежище от хищников, но и готовый стол: он объедает внутренние органы голотурии, а та услужливо отращивает их снова и снова.
