Виталий Бианки - Повести и рассказы

Браться за воспитание ястребов Гассану не хотелось: он чувствовал, что охота с ними больше не доставит ему былой радости.

Частенько теперь джигит среди бела дня без дела посиживал у своей сакли.

Раз, когда он так сидел, попыхивая трубкой, к нему подошел Саламат. Этот человек был противен прямодушному джигиту. Гассан уже хотел прогнать его. Но нищий заговорил, и первые же слова его заставили джигита насторожиться.

В цветистых выражениях Саламат рассказал, что после долгих поисков он нашел в горах гнездо черного сокола. Из любви к джигиту Саламат готов, пожалуй, уступить ему одного или двух птенцов, если джигит поможет ему достать их.

Джигит снова увидал у себя на руке сапсана в клобучке, цаплю, улетающую вдаль с кольцом на ноге. Ему и в голову не пришло спросить Саламата, велик ли труд добраться до гнезда.

— Едем, — сказал он, вскакивая.

— Положи подушку терпения на ковер ожидания, баба. До гор далеко, а солнце уже задумалось об отдыхе, — сказал Саламат.

Но горячего джигита уже нельзя было остановить.

За час до захода два всадника подъехали к горам.

Саламат остановил коня и указал джигиту узкое ущелье. Сказал, что дорога трудная и всё равно в темноте им не взобраться на крутой перевал, где на скале соколиное гнездо.

Гассан молча поехал вперед.

Чем дальше по ущелью подвигались всадники, тем выше росли и тесней сдвигались горы. Из глубины расселин путников обдавало душным жаром. Гассану чудилось, — здесь горло гор, оно тяжело дышит.

На камнях не росло ни кустов, ни травы. Тяжелая пыль заглушала стук копыт. Мертво и грозно немели скалы.

И когда у самого лица Гассана тускло блеснули два глаза, он вздрогнул и осадил коня.

В глазах, неподвижно глядевших на Гассана, не было никакого выражения. Казалось, глядел камень.

Всмотревшись, джигит с трудом различил на сером камне очертания треугольной головы, распластанного серого тела, кольчатого в шипах хвоста. Отвратительное пресмыкающееся поползло по гладкому камню. Это была большая горная ящерица-агама.

Скоро дно ущелья стало заметно подниматься. Темнело. Саламат слезливо о чем-то упрашивал сзади. Гассан его не слушал. И только случайно подняв голову, увидал: навстречу им по небу надвигалась черная туча.

Тень побежала по ущелью. Быстро наступил мрак. Сверкнул ослепительный огонь, неистовый грохот поскакал по горам. В глаза Гассану ударил ливень.

Сквозь шум и грохот джигит услыхал слабый крик Саламата. Крик донесся сзади и сбоку: Гассан понял, что тот укрылся под скалой.

Задор обуял джигита. Слепой, оглушенный, весь мокрый, он упрямо гнал коня вперед.

Стоголосый гром не прерывался ни на минуту. Гассан скорей почувствовал, чем услыхал смутный рев где-то впереди. Конь шарахнулся в сторону, вскочил на большой камень, прижался к скале. Грохот грозы смешался с ревом и плеском.

Скопившаяся где-то на горах вода хлынула в ущелье. Красноватые от молний волны бились о скалы, перескакивали через камень, крутились, били коня по ногам. Конь храпел и вздрагивал.

Гассану казалось, горлом гор хлынула кровь.

Гроза прошла так же внезапно, как началась. Поток ослаб, затих и прекратился понемногу совсем. В черной высоте заблистали звезды.

Гассан решил продолжать путь.

Тропа круто пошла вверх. Джигит понял, что начинается перевал. Соскочил с коня, пропустил его вперед и обеими руками ухватился за хвост. Конь стал карабкаться вверх, потащил за собой джигита, Гассан не различал дороги. Он крепко намотал на руки жесткий конский волос и ступал ногами в тьму. Дробно щелкали позади выскользнувшие из-под ног камешки. Щелканье вдруг обрывалось: камешки летели в пропасть. Джигит слепо доверился коню.

Руки совсем затекли у Гассана, когда, наконец, конь резко подался вперед, и оба передние его копыта разом стукнули о камень. Через минуту джигит выпустил хвост коня: они стояли на перевале.

На перевале был луг, Гассан беспечно растянулся на мокрой траве.

Стремительный рассвет уже разгонял ночную тьму, когда Гассан проснулся. Невдалеке от него конь мирно жевал траву.

Гассан встал, осмотрелся.

Он стоял на пологом хребте, покрытом цветущим лугом. От хребта спускались к степи крутые острые отроги. По одному из них конь и втащил джигита ночью на перевал. Между хребтами залегли черные пропасти. Внизу клубился мутный туман.

«Саламат говорил, — вспомнил джигит, — отсюда видно гнездо».

Он подошел к самому краю пропасти и стал осматривать скалистые отроги. В одной из скал было два темных углубления. Над верхним торчал камень. Джигит долго всматривался в него; наконец различил на нем черную фигуру сокола.

Сапсан сидел неподвижно, как вделанный в скалу, весь прямой и твердый.

«Где-нибудь рядом и гнездо», — решил джигит.

Сзади из травы выпорхнул жаворонок, запел и с песней стал подниматься в голубеющую высь.

Сапсан повернул за ним голову. И остался сидеть без движения.

С треском и хлопаньем сорвался под ним дикий голубь. Толчками помчался вверх мимо скалы, — так близко, что сокол шутя мог схватить его тут же, рядом со скалой, на которой сидел.

Но сапсан только проводил его глазами.

«Соседей не трогает, — подумал Гассан. — Голубь его видит и не боится».

Солнце взошло.

В темном углублении под камнем, где сидел сокол, что-то зашевелилось.

«Птенцы», — сообразил Гассан.

Сокол распустил крылья, широкой грудью подался вперед, вниз — и сорвался со скалы.

Косые крылья легко взнесли его над пропастью. Сделав в вышине две головокружительные мертвые петли, сапсан стремительно понесся над горами.

«Надо поспеть, пока не вернулся», — подумал Гассан.

Он смерил глазами пропасть, расстояние до скалы, высоту скалы до углубления, где гнездо, и улыбнулся. Теперь ему ясно было, почему Саламат сам не попробовал достать птенцов: до соколиного гнезда мог добраться только тот, кто не дорожит жизнью.

Гассан посмотрел вниз. Там черным жуком осторожно взбирался по крутой тропе Саламат.

Восторг охватил джигита: показался ему вдруг необычайно просторным мир, охватило желание смелых подвигов, — чтобы, как сокол, мчаться и биться с врагом в воздухе.

— Гляди, как у нас! — крикнул он темной точке и погрозил кулаком в небо.

Он по краю пропасти подбежал к отрогу, легко перепрыгнул на острый гребень. Справа и слева от него обрывалась круча, а он скакал с камня на камень, и у него не кружилась голова, он не испытывал никакого страха. Опасная игра захватила его. Он думал: «Что смерть? Она в ауле, в степи, в ущелье — всюду».