Анатолий Орлов - Истории, которые нашептали деревья
Но это, может быть, и к лучшему.
А то вдруг тут опять появится безответственный человек с подругой. И тогда история повторится сначала.
У срубленного дерева
Притащили как-то лесники на погрузочную площадку сушину.
Раскряжевали на чурки. А что еще с дуплистого дерева получится?
Из одной чурки гнездо выпало. Вернее, начинка гнезда.
Присмотрелись к гнезду-чурке: отверстие сбоку — входные двери, просторный цилиндр внутри — спальная комната, а в спальной комнате матрац — кучка сухого мха. То, что выпало при распиловке — постель беличья.
Словом, сухой просторный дом для многодетной беличьей семьи. С удобствами. Рядом «столовая». Березовые и ольховые сережки с деревьев гроздьями свисают — это на первое.
Каждая ветка разлапистых елей усыпана почками — это на второе.
Редкие шишки на ветках — на десерт.
А внизу, в ручье, ключевая вода. Пей не хочу.
Жалко мне стало срубленное дерево. Ведь именно вокруг таких полусухих и дуплистых деревьев настоящая жизнь в тайге только и держится.
В ухоженном лесу обитателей лесных почти не встретишь. И парадоксального в этом ничего нет: не будет ослабленных деревьев — не будет и древесных вредителей.
Ни муравьев.
Ни усачей.
Ни короедов.
Не будет насекомых — не будет и насекомоядных.
Ни землероек.
Ни дятлов.
Ни птичек-синичек.
Не будет дятлов — не будет и дупел.
Не будет дупел — не в чем будет селиться лесной мелочи, птицам, белкам и даже разбойнику-соболю.
Вот ведь какая картина получается.
Четвероногие сеятели
В разгар зимы, когда столбик термометра неожиданно поднялся до нуля, проснулись еноты[2]. Перед февральскими холодами самое время пополнить запасы жира.
Покинув нехитрое убежище под корнями вывороченной ели, мохнатые коротконожки сразу протропили дорожку к пойме реки: зимой вся жизнь лесная только у нее, кормилицы, теплится. А значит, и енотам найдется чем поживиться. Звери они всеядные.
Только попробуй разыщи эту жизнь под толщей снега и льда…Мыши лишний раз вылезти на поверхность не хотят. Лягушки под слоем ила и гальки где-то на дне речном спят. Правда, выдра натропила дорожки у продушин речных. Но после нее особо не поживишься: горки замерзших рыбьих потрошков на льду хватит лишь червячка заморить.
Зато на пригорке призывно горит оранжевое пятно мерзлого шиповника. Не успела крылатая мелочь его распотрошить. Вот и «семафорит» шиповник оранжевым неоном о помощи попавшим в беду лесным обитателям: налетайте кто голоден…Всем хватит.
На эту ягоду еноты-бедолаги еще по осени «глаз положили». Только попробуй достань ее из колючего сплетения…А теперь шипы «ежи» под снегом. На поверхности только тонкие веточки с оранжевыми «колокольчиками», которые со смаком обкусывают глазастые красавцы.
Но вот уже и время прощаться с колючей столовой. Шагают вразвалочку с разбухшими, как барабан, желудками еноты обратно к своему убежищу. Шагают не спеша, след в след. Дорогу метят непереварившимся шиповником. А в каждой «метке» — не один десяток семян, которые всхожести не потеряли и после пребывания в желудках енотов. А значит на каждой метке через год-другой обязательно новый кустик шиповника вырастет…
Обед из еловых шишек
Урожай на шишки таков, что и лесникам на свои нужды хватило, и лесным обитателям с лихвой осталось.
Гуляет тайга.
Куда ни глянь — всюду еловая шелуха. И по этой шелухе сразу легко понять, кто где обедал, с кем обедал.
Хоть и аккуратистка лесная красавица-белочка — и за собой следит, и в гнездышке у нее порядок, а за обеденным столом — неряха из нерях. По всей ее вотчине чешуйки и еловые стерженьки разбросаны. Сразу видно, с аппетитом обедала.
А вот и она сама легка на помине. Сидит на суку, цокает недовольно: шляются всякие.
Зато под соседним деревом идеальный порядок. Добрая сотня шишек, ежиком топорщащихся, в аккуратную кучку сложена. А одна шишка в расщелине между сучками зажата — так сказать, еще в производстве. Это кузница дятла. Хозяин ее отдыхает сейчас. Вернее, «музицирует», лениво ударяя крепким носом по смолистому сучку.
Вибрирует, поскрипывает дерево после каждого удара. Музыка, конечно, не ахти, но хозяину нравится. А чего еще надо?
А здесь чьи интересы переплелись? Порядок и беспорядок вперемешку. Это коллективная столовая. И вкусы, и воспитание у сотрапезников разные.
Разбросанные шишки с пучками иголок — работа клестов. Это они серповидными клювами сделали прореживание в рыжей от обилия шишек кроне ели. И, вылущив из каждой шишки, на их взгляд, наиболее аппетитные семечки, тут же бросали ее на землю, где за «oбeдeнным столом» уже собрались мышки. Лесные чистюли, как и дятлы, тоже во всем порядок любят. В аккуратные стожки сложили вылущенные чешуйки — любо посмотреть…А излишки шишек, сброшенные клестами, так и остались лежать в беспорядке. Клесты сорили — клестам и убирать, видно, решили мыши.
Такая вот арифметика…
Дорогу проложили прямо по пойме речки. Подрезали склон так, что обнажился профиль почвенного покрова до материнской породы.
— Какой замечательный срез! — проговорил мой спутник ученый-почвовед.
— Я не зря называю срез замечательным. Другой раз и за сезон ничего подобного не встретишь. Видишь, под корнями ели на фоне светлых глинистых сланцев темный брусок почвы? Это гумус, образовавшийся на месте очень давно упавшего дерева. Когда нас еще не было.
Дерево сгнило, на его останках выросло новое. Не менее старое. Посмотри, какие седые ветви… И знаешь, сколько природе на все про все потребовалось времени?
Давай посчитаем.
Дерево, прежде чем превратиться в валеж, росло 150–200 лет. Столько же времени потребовалось, чтобы природа переработала его в гумус. Не менее 150 лет и елке, которая на этом гумусе растет.
А скоро сюда придут лесозаготовители. С топорами. С пилами.
Для них века сожмутся до недель. А то и одной недели хватит, чтобы весь распадок свести под корень.
Такая вот арифметика…
Облака
В зеркале воды отражаются и небо, и облака, и даже профили корявых берёз.
Смотрю с обрыва вниз на речку и вижу всё, что меня окружает.
Лишь изредка налетает ветерок-проказник и нарушает лесную гармонию: пробегающая рябь размывает окружающий мир.
Но только на миг. Не больше… Вот и сейчас пылью-рябью покрылось зеркало реки. Задрожали, уходя в небытие, корявые берёзы.