Николай Кузаков - Тайга – мой дом

— Шибко жирные птицы, — говорит она. — Где промышлял?

— У хребта, на ягодниках. Присел отдохнуть, а их целый табун прилетел.

— Птицы много, соболю хорошо. Мясо всегда есть, сытно живется.

— А мышей ему мало?

— Мышей шибко любит соболь. Но когда птица есть, совсем хорошо. Мышь задавил, съел, завтра опять искать надо. Глухаря поймал, на много дней мяса хватит. Да еще другой соболь в гости придет.

— Как он его позовет?

— Совсем просто. Соболь наелся глухаря, спать в дупло пошел. Другой соболь наткнулся на его след, понюхал, след мясом пахнет. По следу к добыче пришел.

— Авдо, откуда ты все знаешь? Или с соболями разговариваешь?

Авдо, прищурившись, смотрит на меня изучающе, старается понять, шучу я или говорю серьезно.

— О леший, бойё. Пошто мне с соболями говорить? По лесу хожу. Не слепая, все вижу. На следы смотрю. Маленько думаю. Всю жизнь в тайге знаю.

Один раз охотилась. Залаяли собаки. Прихожу: три дерева стоят, три соболя на них. Спромышляла. А сама думаю: однако, не к добру. Зачем соболям в кучу собираться? Может, злой дух над старухой шутит? Пошла следы смотреть. Долго ходила. Следы к леску привели. Один соболь кабарожку задавил. Потом другие к нему пришли. Все узнала. На душе хорошо стало.

За палаткой с шумом вскочили собаки и с громким лаем бросились к ручью. Авдо с тревогой глянула на меня.

— Бойё, не шатун ли по моему следу пришел?

Волнение Авдо передалось и мне. Я схватил карабин и поспешно вышел из палатки. Следом за мной с ружьем вышла и Авдо. Собаки были у ручья. В их лае слышалась тревога.

— Кого-то далеко учуяли, — проговорила Авдо.

Для полного счастья нам только шатуна в гости не хватало. Палатка — плохая защита от него. Налетит ночью, проснуться не успеешь, как у своих предков окажешься. Парадокс жизни. Люди в городах настроили себе дворцов для жилья, работать за себя заставили автоматику, а вот о первой своей профессии, о самой древней — охоте, забыли. Здесь с глубоких времен рождения человечества мало что изменилось.

Вместо балагана из веток или чума из бересты поставили парусиновую палатку. Она хорошо защищает от гнуса или дождя, но никак не от сорокаградусного мороза или зверя. В лучшем случае срубили кое-где душное зимовейко, которое больше похоже на берлогу, чем на жилье.

— Костер побольше развести надо, — сказала Авдо.

Я на угли набросал веток, щепок и положил несколько чурок. Щепки вспыхнули, и пламя обняло чурки. Сумерки вокруг сразу сгустились. В темную стену превратился ельник у ручья. А оттуда доносился беспокойный лай собак.

Вот они бросились с рычанием и лаем вперед, за ручей. Авдо подошла к костру, ружье у нее было наготове.

— Теперь кого-то увидели. Если шатун, сейчас здесь будет.

От этих слов мне стало не по себе. От шатунов немало погибает охотников. Во время войны парень с нами охотился. Пришел раньше нас к зимовью и стал дрова колоть. Шатун напал сзади и задавил.

— Тихо вы, пустозвоны, — донесся до нас голос. Собаки умолкли.

— Однако, кто-то в гости идет, — обрадовалась Авдо. — Чай греть надо.

Мы вернулись в палатку. Авдо засуетилась у печки. На стоянку вернулись собаки, ворчат друг на друга.

Послышались шаги. Откинулся полог палатки, и показалась голова в черной кожаной шапке.

— Тут кто-нибудь живой есть?

— Андрей! — обрадовалась Авдо. — Заходи, бойё.

Мужчина шагнул в палатку и выпрямился. Был он, пожалуй, метров двух ростом, грудь широченная. Запорошенная снегом телогрейка порвана в нескольких местах, в дырах косматится вата. Ичиги на длинных ногах перетянуты под коленками ремешками.

— Ну здорово, — проговорил Андрей. Голос у него густой.

— Здорово, бойё, — Авдо протянула ему руку.

Затем Андрей протянул руку мне.

— Андрей Степанович Жданов, — окинул меня внимательным взглядом серых глаз. — Как вам наше житьё-бытьё нравится? — снимая понягу и телогрейку, спросил он.

— Да так, ничего. Только иногда страшновато в лесу, — ответил я.

Андрей положил в угол на дрова телогрейку с понягой и сел рядом со мной.

— Страшновато, говорите? Все правильно. Иначе человек был бы не человеком, а роботом.

Андрей взял понягу, отвязал от нее кулечек и подал Авдо.

— Гостинцы тебе от парней.

— Орехи, — удивилась Авдо. — Однако, где ты их зимой взял?

— Соболя следил. Привел он меня к кедру. Ветром дерево свалило. Смотрю — к корням тропа. Заглянул под корень, а там отборных орехов с пуд. Гнездо бурундука было, когда дерево падало, разворотило гнездо.

Я присматриваюсь к Андрею. Ему лет сорок или чуть побольше. Тонкий нос, тонкие губы. На лице, как у женщины, нежная матовая кожа, которой никогда не касалась бритва. Андрей перехватил мой взгляд, усмехнулся. На щеках его от носа до подбородка по две борозды прорезалось. Андрей провел рукой по подбородку.

— Загадка природы, — проговорил он. — Моя прабабушка была эвенка. По этой причине не, растет борода.

Авдо подала Андрею кружку чаю и кусок сахару.

— Маленько пей с устатку. Потом суп готов будет.

Андрей отпил глоток.

— Как здоровье твое, Авдо? — спросил Андрей.

— Пока ничего. Хожу.

— А промышляете как?

— Не обижаемся. А вы как?

— По десятку соболей взяли. И белка есть. Я с ребятами с речки Белой встречался. Тоже неплохо добыли. Медведя спромышляли, да матерого.

— Хорошо. С деньгами будут.

— А вы надолго к нам? — спросил меня Андрей.

— С месяц пробуду.

— От Валентина вам привет.

— Спасибо. Когда из тайги выходить думаете?

— В конце декабря.

— Тогда увидимся в деревне еще, — я встал. — Пойду собак накормлю.

— Моим тоже что-нибудь дайте, — попросил Андрей.

— Всем хватит.

Глава 8

Когда я вернулся в палатку, в красном углу — так мы называем небольшой пятачок свободного места за печкой — был уже накрыт стол: в мисках налит суп, в чашке лежала расколотка из сига, небольшими звеньями были нарезаны свежепросоленные хариусы.

— Авдо, кажется, чего-то не хватает к ужину, — проговорил Андрей.

— Разве ложки позабыла положить? — с невинным видом спрашивает Авдо.

— Да нет, ложки вроде есть.

— Соль тоже есть.

— Вот ты расколотку подала. Это же еда богов. Чтобы ее принять, надо вначале желудок святой водой обласкать, иначе проку в еде не будет.

Авдо пододвинула к себе сумку, достала бутылку спирта и подала Андрею.

— Налей немного в кружки. Остальное оставь. Еще кто-нибудь в гости придет.