Ялмар Тесен - Опасное соседство
Прыжками спустившись к машине, Том снова в душе восхитился тем, как легко этот огромный мужчина с седеющей черной бородой преодолевает крутую каменистую тропу почти в полкилометра длиной, ведущего к морю, потом целый день с неизменным энтузиазмом удит рыбу, что обычно не свойственно пожилым белым, а потом снова легко взбирается по тропе вверх, пьет виски и еще по крайней мере полчаса разговаривает только о рыбной ловле, когда они едут обратно.
Если с Каннингемом приезжал кто-нибудь из приятелей, то он обычно очень много говорил и смеялся, а потом купался в удобной бухточке, а потом стоял и загорал на солнце, стряхивая воду с белых мускулистых плеч и с черных волос, покрывавших почти все его тело. Когда же они с Томом были одни, он говорил совсем мало, негромким хрипловатым голосом, но часто просто сидел и смотрел на океан, выставив подбородок и погрузившись в глубокое раздумье. Сейчас же, обернувшись к Тому, Каннингем улыбнулся, показав ряд некрупных белых, чуть выступающих вперед зубов, и громко поздоровался с ним по-английски.
Берег, расстилавшийся у подножия высоких утесов, которые повсюду опоясывали южную оконечность континента подобно замковым стенам, был пустынным и неровным. То тут, то там океан намывал маленькие песчаные пляжики, которые застенчиво прятались меж черными скалами за валами пенистых волн, и зачастую было большой неожиданностью увидеть здесь отпечатки ног другого человека. Отлив оставил на песке достаточно красноглазок для наживки, а еще они нашли несколько мидий и трех красных крабов, одного почти с ладонь Тома величиной. Выбрав местечко, они уселись на камнях, как и все рыболовы, разбросав вокруг одежду, сумки со снастью, разложив крючки, поплавки и ножи, приготовив длинную острогу и сунув в тень коробки с едой и ведро с наживкой.
Каннингем аккуратно прицепил краба к большому крючку для ловли морских карасей и предоставил Тому полную возможность ловить в боковом проливчике более легкой снастью, а сам, убедившись, что краб сидит на крючке крепко, забросил спиннинг далеко от берега, в сторону полоски более светлой, зеленоватой воды, что свидетельствовало о песчаном дне, и стал ждать. Ждать, пока клюнет морской карась, всегда приходилось долго, но Каннингем никогда не отступался, и время шло, пролетало высоко в небесах, точно кормораны над их головами, прерываемое лишь воплями куликов-сорок, и набегало на берег в бесконечном гуле приливов и отливов.
К четырем часам Том уже поймал хорошего бронзового морского леща и трех чернохвостых облад, вполне пригодных для жарки. У Каннингема два раза съели наживку, так что он насадил своего последнего краба, и долгожданный миг наконец наступил. Леса задрожала, точно нерв, когда по нему проходят неведомые токи жизненной энергии. Том сразу встряхнулся, сердце у него сильно забилось, и рыба рванула лесу так, что чуть не сломала удилище. А в следующий момент спиннинг изогнулся дугой, и колесико стремительно, со свистом начало вращаться. Каннингем издал торжествующий рев, и Том тут же бросился к нему, путаясь в собственной леске.
В течение следующих пятнадцати минут они стояли бок о бок в состоянии того редкостного возбужденного ожидания, какое ведомо только истинным рыболовам, а в глубине под ними рыба била широким, могучим хвостом, трясла огромной головой и все норовила забраться в темное местечко под скалы, но нейлоновая леса звенела у нее в пасти, и этот звук, отдаваясь эхом у рыбы в голове, преследовал ее повсюду — у рифов, на вершинах подводных скал — и никуда не давал уйти, потому что проклятая леса не рвалась, как бы рыба ее ни дергала. И вот наступил еще один редкий миг, воспоминание о котором всегда светло и бессмертно в душе рыболова: еще не погасло напряженное ожидание, но оно уже соединяется с восхищением, трепетом и, пожалуй, жалостью, ибо впервые живое голубоватое серебро рыбьей чешуи блестит под толщей зеленоватой воды. Побежденный морской карась будет теперь медленно описывать круги, все еще пытаясь сопротивляться, мечтая вырваться и вновь уплыть в темную глубину, и его бока будут сверкать, точно бриллиант светло-голубой воды, а У берега, в пене прибоя, среди колючих от черных мидий скал, станут скорее серебряными. Теперь поскорее — ведь волны дают лишь кратковременную передышку — следует воспользоваться острогой; рыба взлетает в воздух, бьется, ярко блестит на солнце, и явственно видно, как отлетают чешуйки на прибрежные скалы. Битва окончена.
Забравшись повыше, чтобы не достали волны, они долго и оживленно беседовали, пока пятнадцатикилограммовая рыбина выбивала хвостом предсмертную дробь на раскаленной скале с ними рядом.
Вдруг Том поднял руку и сказал:
— Послушайте, что это?
Несколько секунд они не слышали ни звука, кроме шума морского прибоя и методичного постукивания рыбьего хвоста, но потом до них донеслись громкие визгливые вопли гончих, идущих по следу зверя, а еще через мгновение все шесть собак вылетели на освещенный солнцем берег; уши у них обвисли от усталости, розовые языки свисали до земли, черно-бело-рыжие пятна шкур ярко выделялись на фоне монотонного галечного пляжа, а потом собаки одна за другой исчезли на опушке леса неподалеку от утеса, где сидели рыболовы.
— Dis die tier hinde, — сказал Том. — Hulle jag die tier10.— И он поведал Каннингему о затее Превальски.
Они все время посматривали на опушку леса и на пляж, заваленный плавником, но ни один охотник следом за собаками так и не появился. Снова отчаянно залаяли гончие, но теперь уже значительно дальше; их голоса сопровождало глубокое эхо, словно на дне ущелья.
Когда рыболовы добрались до лесничества, то уже по невероятному количеству собравшихся на стоянке машин можно было сказать: что-то случилось. Целая коллекция — восемь или девять различных джипов и легковушек пристроились на посыпанном гравием дворе и в закатном свете воскресного вечера уже сами по себе являли довольно необычное зрелище, однако полицейский микроавтобус с синей «мигалкой» на крыше и выставленной антенной, а также белая застывшая глыба «скорой помощи» наполняли сердце Тома все усиливающимся ужасом.
— Случилось какое-то несчастье, Том, — с растерянным видом констатировал Каннингем, а потом спохватился: — Да, спасибо тебе огромное! Отличная рыба! В следующий раз мы еще такую поймаем. — Он улыбнулся и протянул Тому банкноту в два ранда.
С этого момента их жизни вновь потекли по разным руслам: Том направился к группе рабочих, собравшихся под дубами, а Каннингем вошел в освещенную и распахнутую настежь дверь офиса.
Грэм Каннингем приходился Тернеру дальним родственником, и Клифу было приятно увидеть его, хотя на мгновение он растерялся от столь неожиданного появления этого огромного бородатого пожилого мужчины в длинных, до колен, вылинявших шортах цвета хаки, подпоясанных ремнем и с заутюженными складками, — все в старом колониальном стиле. Каннингем не так уж и выделялся в этой комнате, полной самого разношерстного народу, однако же его присутствия просто нельзя было не заметить, и Тернер рад был, что появился хоть один человек, чье мнение в чем-то отличалось от мнения большинства в этой комнате, где царила на редкость мрачная, давящая атмосфера. Собственно, и предпринять уже было ничего нельзя. Тернер поздоровался с Каннингемом и отошел от Полли, плакавшей в углу, где над ней заботливо склонились ее родители.
