Юрий Цеханович - О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум
— Здесь живет Петр Максимович?.. Макаренко? — спросил я его.
Старичок приставил ко лбу ладонь и из-под нее долго всматривался в нас, прежде чем что-нибудь ответить.
— Живет-то здесь, — сказал он, наконец, неторопливо. — Только его дома нету.
— А где же он? На заводе? Так мы туда и пойдем... В машинное отделение... Пойдем, Федя, — и я повернулся уже, чтобы идти.
Но старик остановил меня.
— Постой, погоди. Что это ты, братец мой, прыткий какой! На заводе его тоже нету.
— Да где же он? — спрашиваю я, а сам думаю: «Неужели Петруся уже арестовали?»
— Да вы кто такие будете? Сродственники ему, Максимычу-то, али дружки?
— Дружки, — говорю, — дедушка! Из города мы. С Петром Максимовичем в городе познакомились.
— Ну, а зачем он вам?
Я переглянулся с Федей. Он чуть заметно отрицательно мотнул головой.
— Надо, — говорю, — дедушка! Очень надо. По важному делу.
— Ну, ладно! А вы вот что, ребятенки, садитесь со мной на скамеечку. Я вам расскажу про Максимыча, что знаю. Вижу я, дружки вы ему.
Мы послушались и уселись рядом с дедушкой.
— Гости к нему, к Максимычу-то, сегодня ночью приезжали. Важные. С ясными пуговицами, со шнурками, — начал рассказ дедушка.
Я не вытерпел:
— Арестовали его? Да, дедушка? Арестовали?
— А что ты все торопишься! — с неудовольствием сказал дедушка. — А ты сиди да слушай, коли хочешь знать! — и продолжал все так же неторопливо: — На двух тройках вчера приехали, еще засветло, человек шесть их, а то и поболе. Лошадей на господском дворе оставили, а сами, как стемнело, ко мне в дом всей компанией. «Где такой, говорят, Макаренков, подавай его сюда». Да не на таковского напали! Максимыч-то сам ли увидел их, али кто сказал ему, только он ждать их не согласился. Они еще из господского дому не вышли, а он накинул на себя кожанку свою, кое-что по карманам рассовал, вышел из дому-то да задами, задами, да в лес и ушел. Только вот поесть с собой ничего не захватил.
У меня, что называется, с души тяжесть спала. Весело поглядел я на Федю и подмигнул ему. Федя мне улыбнулся.
А старичок все так же неторопливо продолжал:
— Ну, пошумели, пошумели они, гости-то мои, да взять с нас нечего. В доме-то у меня только я да старуха моя, да вот кот этот. Сыновья-то мои, у меня двое их, — в Питере живут, на Путиловском заводе работают. Они мне Максимыча-то и подсудобили. Ну, я ото всего отперся, знать, говорю, не знаю, где Макаренков. Как с утра, мол, на работу ушел, так с той поры и не был. А какое не был! Когда они приехали-то, так Максимыч еще дома был. Ну, они, гости-то мои, и позатихли. А только в комнате у Максимыча все как есть перерыли, на чердак лазали, в сарае искали. Всю ночь старались. Да, видно, ничего им Максимыч не оставил. Так, пустяки взяли — две-три книжки да бумажки какие-то. Недовольны были. С тем и уехали сегодня утром.
— Ну, а Петр Максимович как же? Так и не возвращался?
— Ну, да! Придет он сюда, дожидайся! Гости-то человечка своего в господском дому оставили. Тоже ждет Максимыча-то. Да не дождется. Не таковский он, Максимыч-то!
VВеселые и довольные, что все так хорошо устроилось с Петрусем, мы возвратились к нашей лодке. Столкнули ее в воду, уселись и выехали на середину Сны.
Я бросил весла, и нас понесло по течению.
— Какой молодец Петрусь, — сказал я, — как он ловко ушел! Куда он ушел, как ты думаешь, Федя?
Федя посмотрел на меня из-под своих длинных ресниц и сказал задумчиво:
— Я тоже об этом думаю, Шурик. В город ему нельзя показываться, его там сразу сцапают. В Махново — тоже. Там пристань, народу на ней всегда много, и Петруся там знают. Вернее всего, что он в Людец ушел. В Людце его перевозчик на пароход на лодке вывезет, и он в Рынск уедет.
— А хорошо бы нам в лодке сегодня его застать, Федя! Подкормить, бы! Дедушка-то сказал, что он без еды ушел.
— Нет, не выйдет это. Раньше парохода нам в Людец не попасть. А Петрусь до завтра ждать не будет. А подкормиться-то бы и нам, Шурик, было неплохо. Как ты думаешь?
Я вдруг почувствовал, что очень хочу есть.
— Ладно, — говорю, — отъедем только подальше от Лукинского. А пока купаться давай!
Мы подъехали ближе к правому берегу, где все еще была отчетливо заметна струя суйдинской чистой воды, быстро разделись и прямо с лодки прыгнули разом в воду.
Это было очаровательное купание. Мы с Федей разыгрались в воде, как маленькие мальчики, и наперегонки плавали, и ныряли, и песок со дна доставали. Пробовали даже в воде топить друг друга. А наша лодка, слегка покачиваясь, спокойно плыла себе по течению то носом, то кормой вперед.
Когда мы, наконец, усталые и озябшие до синевы, взобрались снова в лодку и оделись, Лукинское осталось далеко позади.
А голод все сильнее и сильнее давал себя знать, и мы решили сделать остановку и пообедать. Пристали к берегу, развели костер, вскипятили чайник и сварили в котелке кашу. Сперва хотели здесь же на берегу и пообедать, но место нам попалось неуютное, да и времени терять не хотелось. Мы залили костер, захватили с собой в лодку чайник и кашу, оттолкнулись от берега, и нас снова понесло по течению. А мы удобно расположились в лодке и принялись за еду.
Оказалось, что обедать в лодке на ходу очень приятно, — во-первых, необычно, а во-вторых, даже удобно. Мы с Федей уселись прямо на слань по обе стороны средней скамейки, которая служила нам столом, наелись пшенной каши с маслом и напились чаю с пирожками.
Обед вышел у нас веселый. Каша чуть-чуть горьковатая, припахивающая слегка дымком, и сладкий чай на чистой суйдинской воде, которую предусмотрительный Федя не забыл захватить с собой сразу после купания, показались нам очень вкусными. А самое главное — на душе у нас было легко и беззаботно. Ведь мы сделали все, что могли, чтобы выручить Петруся, а если оказалось, что он сумел обойтись и без нашей помощи, — тем лучше! И за обедом мы болтали и смеялись.
А лодку нашу несло и несло себе по течению. И казалось, что золотые песчаные отмели и косы, зеленый кудрявый ивняк за ними и сумрачная стена старого тихого бора, тянувшегося по левому берегу, — все это медленно плывет мимо нас, а мы и над нами солнце в небе стоим неподвижно.
Мы устроились в лодке поудобнее — Федя уселся на корме с веслом в руках, которым он только изредка лениво шевелил в воде, а я полулежал на наших мягких тючках, облокотившись на скамейку, в блаженном состоянии полусна, полубодрствования и рассеянно глядел на то, что было у меня перед глазами.
Вот на песчаной косе выстроились в ряд мальчишки в разноцветных рубашонках. Должно быть, пришли купаться, увидали нас и заинтересовались. Кричат нам что-то и машут руками. Вот стадо коров забрело в реку. Понурив рогатые головы, коровы стоят по брюхо в воде и все до одной, как по заказу, обмахиваются хвостами. С шипением и плеском совсем близко от нас проходит встречный пароход с караваном тяжелонагруженных судов. «Доброжелатель», читаю я полукруглую надпись на кожухе колеса и лениво думаю: «Что за глупое название, разве может пароход желать чего-нибудь?»