Дэвид Эттенборо - Живая планета
На Гавайских островах этот процесс зашел еще дальше. Они расположены от материка гораздо дальше Галапагосов — в трех тысячах километров от американского побережья. Они много больше, и условия там очень разнообразны. К тому же Гавайи старше, и животные добрались до них раньше.
Среди птиц самые своеобразные — цветочницы. Они достаточно похожи, чтобы признать их происхождение от общих предков, однако изменились настолько, что трудно установить, как, собственно, выглядели эти предки и кем они были. Вьюрками? Или танаграми? Различаются гавайские цветочницы не только клювами, как галапагосские вьюрки, но и окраской. Среди них есть алые, зеленые, желтые и черные. Клювы у некоторых напоминают попугаячьи и служат для раскусывания семян, другие, длинные и изогнутые, позволяют добираться до нектара в глубинах прелестных гавайских цветов. А у одного насекомоядного вида надклювье и подклювье разной длины. Изогнутое надклювье играет роль зонда, а коротким, прямым как кинжал, подклювьем птица обламывает древесину. Когда человек только-только добрался до островов, цветочниц там было по меньшей мере двадцать два вида. Как ни грустно, почти половина их уже вымерла.
Если не считать цветочниц, на Гавайских островах встречаются птицы только пяти семейств. Сравните эту цифру с пятьюдесятью с лишним семействами, обитающими на Британских островах! Объяснение лежит не только в изолированности Гавайев, но и в том, что цветочницы намного опередили всех остальных, и, когда впоследствии туда попадали другие потенциальные пернатые поселенцы, они не находили для себя свободного места: почти все экологические ниши были уже заняты различными видами цветочниц.
Гавайские и Галапагосские острова — вулканического происхождения. Когда они только поднялись с морского дна, первые поселенцы, прибывшие по воздуху и воде, обретали там никем не занятые участки суши. Как и на Альдабре. Но происхождение других островов было иным. Они — остатки континентов, сохранившиеся, когда окружающая суша ушла под воду и над поверхностью остались лишь горные вершины, или же оторванные от них движением литосферных плит отдельные куски. Такие острова часто оказывались подлинными ковчегами, увозившими вдаль от остального мира множество невольных пассажиров. Поэтому они затем становились не только питомниками новых видов, но и заповедниками древних.
Этот процесс происходил в глобальных масштабах около ста миллионов лет назад, когда великий южный сверхконтинент начал раскалываться на Южную Америку, Антарктиду и Австралазию. В ту эпоху процветали земноводные и пресмыкающиеся, а птицы уже прочно утвердились в воздухе. Новая Зеландия двинулась в свой одинокий путь очень рано, унося на себе представителей всех этих групп. В Австралии затем развились сумчатые млекопитающие, преобразив тамошний животный мир, но до Новой Зеландии они добраться уже не могли, и древние земноводные и пресмыкающиеся просуществовали на этих островах много дольше.
Три вида крохотных первобытных лягушек все еще обитают в сырых лесах Новой Зеландии, где их можно отыскать при некотором старании, а ящерицы — и сцинки, и гекконы — там очень распространены. Особый интерес представляет одно пресмыкающееся — туатара, или гаттерия. Внешне туатара выглядит, как грузная ящерица, и только исследование ее скелета открывает, кто она на самом деле такая. Кости черепа свидетельствуют, что это небольшое вялое существо длиной менее полуметра состоит в родстве не столько с современными ящерицами, сколько с динозаврами. Туатара — самое древнее из ныне живущих пресмыкающихся: окаменелые кости, практически не отличающиеся от ее костей, были найдены в породах, возраст которых равен двумстам миллионам лет!
Леса Новой Зеландии, состоящие из очень древних деревьев — каури, южного бука и древовидных папоротников, — служат приютом еще одному животному, явившемуся к нам из далеких времен. Это киви, птица величиной с курицу, с сильными роющими ногами и длинным клювом, которым она зондирует сырую почву в поисках червей. Перья ее так удлинились, что приобрели сходство с тонкой шерстью, а крылья до того малы, что их попросту невозможно заметить под опереньем. Киви — последний уцелевший член большой группы бескрылых птиц, некогда обитавших на новозеландских островах. Их общее название — моа, и, судя по костям, было их там по меньшей мере с десяток видов. Некоторые, такие же мелкие, как киви, искали корм на земле в лесу. Другие отличались редкой величиной. Самая крупная достигала в высоту трех с половиной метров. Птиц выше ростом наша планета не знала. Эти великанши были вегетарианками, о чем свидетельствуют кучки истертых камешков, которые находили внутри их скелетов. При жизни они перемалывали в желудке птицы проглоченный корм. Вполне возможно, что эти моа питались древесными листьями и побегами. По-видимому, в отсутствие растительноядных млекопитающих эти нелетающие птицы заняли место крупных грызунов, оленей и даже жирафов в других частях земного шара.
Крупные нелетающие птицы существуют — или существовали — не только в этом уединенном уголке Тихого океана. Страус в Африке, нанду в Южной Америке, эму в Австралии, не говоря уж о вымершем мадагаскарском эпиорносе, который, правда, уступал в росте самым высоким из моа, но был тяжелее любых из них. Не исключено, что все они утратили способность летать в очень давнее время, когда огромный южный сверхконтинент еще не начал дробиться. Они уже достигли такой величины и силы, что могли позаботиться о себе и после появления свирепых млекопитающих хищников. В этом случае прамоа жили бок о бок с туатарами и древними лягушками, когда Новая Зеландия отделилась от Австралии.
Но есть и другое объяснение. Быть может, в то время предки моа еще могли летать, и лишь впоследствии в островном уединении они преобразились в наземных гигантов, как дронты и «одиночки». Но вот другие птицы, бесспорно, добрались до Новой Зеландии по воздуху. Многие — из Австралии, чему способствовали пассаты, сильные и постоянные ветры, дующие в восточном направлении. Ведь и теперь шилоклювки, бакланы, утки и другие странствующие австралийские птицы постоянно появляются в Новой Зеландии. Те же, кто попал на эти острова и обосновался там тысячи лет назад, с тех пор развивались по-своему, как птицы на Альдабре, Галапагосах и Гавайях. Только в Новой Зеландии процессы эти длились еще дольше, и в результате появились крапивники, попугаи и утки, совершенно не похожие на своих родичей в других частях мира.
Пятьдесят видов новозеландских птиц, тесно связанных с сушей, совершенно уникальны. Четырнадцать из них либо плохие летуны, либо вовсе не летают. Не удивительно, что среди них оказался и нелетающий пастушок, узка. Он величиной с куропатку и бегает по лесу в поисках насекомых, улиток и ящериц. А другой член того же семейства, пастушок-такахе, не только перестал летать, но и заметно увеличился в размерах. Ростом он с небольшую индейку, щеголяет ярко-синим оперением, а массивный клюв у него темно-алый. И, как ни поразительно, летать перестал один из новозеландских попугаев. Какапо, или, как его еще называют, совиный попугай, выглядит в своем мшисто-зеленом оперении обаятельно важным. По ночам он выходит искать корм — общипывает листья, клюет мхи и ягоды. Хотя в случае необходимости он способен нехотя пролететь несколько шагов, тяжело взмахивая крыльями, или спланировать вниз с обрывистого склона, ему больше по нраву пешее хождение и лазанье. Он пролагает себе дорожки сквозь растительность сырых низин и лощин, вновь расчищая их по мере надобности, а кое-где — у скалы или под деревом выкапывает миниатюрные амфитеатры, в которых с наступлением брачного сезона совершает ритуальные ухаживания, испуская гулкие звуки.
