На горе Четырёх Драконов - Ирина Иосифовна Волк
Икрам подошёл к служителю. Он продолжал лежать в траве с закрытыми глазами, и лицо его было бледным. Икрам взял его руку, пожал.
— Спасибо, — сказал он просто, — ты честный человек. Садись в машину, — он кивнул на «газик», — мы довезём тебя куда скажешь.
Но тот отрицательно покачал головой. Икрам, вглядываясь в его лицо, увидел в глазах отчаяние. Он понимал, что этот человек потерял самое дорогое — веру в то дело, которому он всю жизнь служил.
— Садись, — повторил Икрам.
Повар прошептал еле слышно:
— Мне некуда идти. У меня нет дома. А к ним я больше не вернусь… Никогда…
Он опустил голову и, покачиваясь, забормотал что-то.
Икрам тихонько тронул его за плечо.
— Ты поживёшь сколько захочешь у меня, — сказал он. — Мы не оставим тебя одного в горах. В колхозе нужны люди. Ты можешь там работать…
Служитель торопливо поднял голову. На лице у него было изумление.
— А ты можешь мне поверить, начальник? — спросил он и, покачивая головой, остановился. Потом добавил совсем тихо: — Ты можешь поверить мне, бездомному, который был вот с этими? — И он кивнул в сторону Шакала, стоявшего с опущенной головой.
— Мы знаем, что ты однажды ошибся, — спокойно ответил Икрам. — А сейчас мы увидели, что ты честный и хороший человек. Так почему бы нам не поверить тебе?
Он помог ему встать, и повар пошёл за ним следом, потрясённый и недоумевающий.
Хамид тихонько шепнул Гуляму:
— Ты слышал, отец Пулата уговаривал его идти работать в колхоз. Ну зачем нам ишаны?
Гулям, правда, и сам немного сомневался, правильно ли поступает Икрам. Но он не мог даже предположить, что отец Пулата, друг учителя, секретарь кишлачного Совета, делает что-то не так. Поэтому он сказал уверенно:
— Раз он побежал нам навстречу, значит, он уже наш человек. Вот этот небось не побежал, — кивнул он в сторону второго ишана.
Хамид неожиданно улыбнулся:
— Теперь дедушка опять работает сторожем, но всё время жалуется, что он один не управляется. Вот Икрам и привезёт ему помощника. Интересно, о чём они будут по ночам разговаривать…
Когда ехали обратно к больнице, Джабар осторожно спросил доктора:
— А скоро поправится учитель?
Иван Иванович ответил серьёзно:
— Я надеюсь, ребята, что мы поднимем его на ноги.
Конец чёрного мазара
Дед Манон остановился возле маленького домика и крикнул:
— Адил!
— Иду, — донеслось из-за полуоткрытой двери.
К калитке выбежал человек в ярком новом халате и в тюбетейке. Он поклонился деду Манону, и они вместе двинулись по дороге к бахче.
Навстречу попалась бабушка Дилинор. Поздоровалась. Глаза её, опушённые чёрными густыми ресницами, остановились на человеке в ярком халате. Хорошо зарабатывают чабаны на отгонных пастбищах. Не так уж долго и пробыл там Адил, а вернулся и всё купил новое. Не узнать теперь в нём грязного, забитого служителя — повара у мазара. Хороший человек Икрам, послал сначала Адила подальше от людей в горы, чтобы пришёл в себя, подумал о своей жизни. А теперь вот назначил помощником к главному колхозному сторожу — деду Манону. И домик ему колхоз дал. Маленький домик, но для одного как раз.
Бабушка Дилинор сказала негромко:
— На гору сегодня подниметесь ли? Внуки приглашали.
— А что там будет? — недоверчиво спросил дед Манон.
— Моления уже не будет, наверное, — тихонько засмеялась бабушка Дилинор. Потом добавила: — Зовут, значит, должны мы пойти. И ты приходи, — обратилась она к Адилу. — Гулям звал.
— Приду, — пообещал Адил.
Старики только что хотели идти дальше, как дорогу преградила им последняя отара овец. Толстые овцы, тесно прижавшись друг к другу спинами, боками, текли по дороге. Остановившись на пригорке, Адил не различал каждое животное в отдельности. Ему на миг показалось, что это катится живой ковёр из серой шерсти. То и дело какие-то волны пробегали по ковру и показывались поднятые вверх смешные мордочки молодых ягнят. Они родились там, на пастбищах, и впервые очутились на дороге, где всё занимало и удивляло их. Вот выбежал серый барашек и остановился, озираясь, такой ловкий, на тоненьких ножках.
За ним прыгнули ещё двое и начали бодаться, скакать и снова скрылись в общем потоке.
Когда овцы прошли, можно было снова продолжать путь.
Дед Манон спросил Адила:
— А ты не был вчера на собрании?
— Нет, — торопливо отозвался Адил. — Меня вызвали в город. А что там было?
— Начальник милиции приезжал, — медленно говорил дед Манон. — Ходжи Карим вовсе не мулла. Он убийца, преступник. Был басмач, а стал шпионом. Его будут судить здесь, в кишлаке.
Адил кивнул головой:
— Знаю. Вот меня вчера и вызывали как свидетеля. Рассказал всё. Если бы приехали тогда наши на час позже, не было бы, наверное, в живых муаллима — Бобо.
— Ещё начальник сказал — машину нашли ту, — продолжал дед. — Без номера. На ней работал брат Рыжего Шакала. Ходжа Карим велел шофёру поскорее уехать, чтобы машину не заметили. А сам решил ждать, пока учитель в себя придёт. Убежал в ту минуту, когда услышал, что люди поднимаются в гору.
— А где же его поймали? — спросил Адил.
— Возле мечети арестовали. Переоделся в платье нищего. А мы-то ему верили… — Помолчав, дед Манон добавил: — Пройдём вдоль бахчи, а потом можно и на гору Четырёх Драконов подняться. Раз зовут…
На знакомой полянке возле мазара было шумно. Школьники бегали, суетились. Большими мётлами разметали дорожку, посыпанную жёлтым песком, принесённым снизу. Мазар преобразился. Его двери, разделённые на две половинки, были покрашены и блестели. Помолодели и камни. На них уже не было серого липкого мха, и они казались такими чистыми, точно их вымыли. Впрочем, так оно и было: каждый камешек был вымыт нагретой на костре водой из хауза и вытерт тряпками, которые дала ребятам бабушка Дилинор.
В стенах мазара было пробито три окошка. А внутри висело старинное оружие. На рогах архаров, прибитых когда-то к крыше, красовалась одежда, которую носили ещё прадеды. На гвоздях висели удивительные ожерелья из горного камня и древних монет. На полках старинные вазы, какие-то необыкновенные кувшины.
Всё это ребята выпросили дома, тщательно скрывая, для чего это нужно.
Вот и огромный замок с двери. Его не стали чистить, чтобы сразу видно было, какой он древний. Замок еле уместился на бывшем жертвенном камне.
На самой середине мазара, там, где было надгробие, стоял огромный кувшин для воды. Его ребята слепили сами.
Колыхалось от ветра,
