Павел Мариковский - Черная вдова

Коля не спеша и деловито подходит ко мне и смотрит в направлении моего пальца.

— Вижу клеща-краснотелку, и сзади к нему за ноги два муравья прицепились.

— Так ли это? — посмеиваюсь я.

Наш незнакомец не сидит на месте, мчится все дальше и дальше, будто в панике от двух недругов, пытается спастись бегством, и мне приходится, не останавливаясь, ползти по земле, не спуская с него глаз.

— Подумаешь, какая невидаль! — уверенным тоном заключает Коля. — Самые обыкновенные муравьи-тетрамориумы ухватились за задние ноги клещика, а он, дурашка, волочи их за собою.

— Ну, если так, давайте поймаем клещика, засадим в пробирку, посмотрим в лупу! — предлагаю я и вынимаю из полевой сумки эксгаустер.

Но торопливую малышку нелегко изловить. Уж очень он быстр и к тому же на ходу виляет из стороны в сторону. В баночке эксгаустера уже много пыли и всяких соринок, а он все еще на воле. Но, наконец, удача — беглец в плену.

Перед нами маленькое чудо: красный клещик с очень длинными задними ногами. На конце каждой ноги расположена густая кисточка из коротеньких черных волосков. Издали она очень похожа на муравья-тетрамориума, небольшого, головастого с поджарым брюшком, самого распространенного для ходьбы, он пользуется во время движения только передними тремя парами конечностей.

Почему такие необыкновенные ноги у краснотелок? Быть может, они, действительно, ловкая маскировка. Кому нужен клещ, к которому прицепились свирепые, не знающие страха муравьи-тетрамориумы. Скорее всего, задние ноги — своеобразные органы чувств, особенно приспособленные для поисков подобных же клещиков. Волочатся они по земле, вынюхивая следы или специально оставляемые метки. Пустыня громадна, клещиков со странными ногами в ней мало, им нелегко встретиться друг с другом. Потом я показываю свою находку специалистам по клещам. Но никто не может мне назвать не только род или вид, но даже и семейство.

Софора, или как ее называют, брунец — очень стойкое растение и искореняется с трудом. Можно без конца вырывать из земли его ростки, но сидящие глубоко корни без устали посылают новые ростки, настойчиво отстаивая свои права на жизнь.

Софора — бич пастбищ. Там, где много скота, а пастбищные растения угнетены, она пышно разрастается, и тогда земли стоят ни к чему не пригодные и скотина обходит стороной это несъедобное и ядовитое растение.

Ботаники утверждают, что родина софоры — юг Средней Азии. Ныне она победоносно шествует к северу, завоевывая все новые и новые пространства.

Недругов у софоры немного, и они не способны подавить этот сорняк. Одни из них — крошечный, совершенно неразличимый глазом и видимый только под большим увеличением — клещик-эриофида. Таинственными путями он проникает в цветы растения и, поселившись на них, производит их необыкновенное превращение. Каждая тычиночка и пестик цветка, еще не успев принять положенную форму, начинают усиленно расти, превращаются в тонкий, длинный, сантиметров десять, гибкий цилиндрик с продольной, тесно сомкнутой трещинкой. Все, вместе взятые, измененные тычинки-соцветия образуют густую волосатую метелку темно-фиолетового цвета или реже зеленого. От соцветия софоры не остается ничего. Растение обеспложивается и не дает семян.

Сейчас этот клещик изучен, ему дано видовое название. А тогда, когда я впервые обратил на него внимание, о нем ничего не было известно. Я прочел всю литературу по цецидологии — есть такая наука о галлах растений — и не мог найти упоминания про такой галл. Тогда я внимательно присмотрелся к этому странному сооружению. В каждой волосинке-галле оказалось невероятное множество этих удивительных созданий. Малыши, прицепившись к взрослым, переезжали с места на место, и вся эта кашица беловатых точек представляла собой, хотя и примитивное, но вполне слаженное сообщество, наверное, со своими невидимыми нам законами.

Осенью, когда галлы подсыхали, все многочисленные его жители бесследно исчезали. Где они зимуют, как расселяются, как весной находят свое растение-кормителя, какими силами преобразуют природу его цветов, заставляя расти вместо белых душистых соцветий несуразную и мохнатую метелку, как они живут, размножаются — все это было очень интересно узнать. И не только узнать ради праздного любопытства. Может быть, возможно обратить деятельность этой крошки на пользу человека для успешной борьбы с софорой?

Лето 1968 года выдалось сухим и жарким. В конце июля несколько особенно знойных дней превратили пустыню в безжизненное пространство. Затем она совсем выгорела, замерла. Наступила ранняя, холодная и тоже сухая осень. В это безотрадное время мы подъезжали к дикому северному берегу озера Балхаш. Озеро сверкало чистыми синими, зелеными, бирюзовыми тонами и среди царящего запустения и мертвой тишины было особенно великолепным.

Выдался теплый день. Ветер затих, озеро успокоилось, стало на редкость гладким. В испарениях заструились дальние его берега, поднялись над водой, приняли причудливые очертания.

Недалеко от нашей стоянки виднелись красные обрывы. Я направился к ним с помощником. Растительность здесь также давно угасла. Нигде не было видно и насекомых, лишь изредка пролетали бабочки-желтушки. Сухая пустыня была для них чуждой, и они очень торопились. Другой перелетный странник, стремительный в полете бражник-языкан, покрутившись на берегу и не найдя цветов, зигзагами взвился в небо и, разогнавшись, растаял в синем небе.

За два часа пути нам повстречался только один длинноногий жук-чернотелка да несколько прибрежных уховерток, недовольно размахивая и грозясь своими клешнями на конце брюшка, разбежались в разные стороны из-под перевернутых камней. Берега озера, всегда такие интересные, казались безжизненными. Даже птицы исчезли. Не было видно ни чаек, ни пеликанов, ни куличков.

В этом месте озеро было особенно красивым. Высокие красные берега, отложения озер, существовавших более двадцати миллионов лет назад, гармонично и нежно сочетались с лазурью воды. У самого берега волны замутили красную глину, и вода стала нежно-розовой. Тростники, тронутые холодными утренниками, полыхали золотом.

Мы ложимся на землю и начинаем копаться под кустиками. Может быть, под ними увидим что-либо интересное. Вдали от кромки берега, в пустыне, наши поиски бессмысленны. Но у берега на галечниковых валах, издавна намытых волнами, под редкими кустиками черной полыни есть, хотя и небольшое, но довольно разнообразное сообщество крошечных обитателей пустыни.