Валерий Маслов - Записки сахалинского таёжника
— Так здесь два ручья фактически похожих, и они недалеко друг от друга…
— Вот-вот, я-то потом понял, но ты сам сказал: фактически похожих друг на друга. Скорей всего, заплутали.
— Хорошо было бы, что заплутали. Но, как говорится, надо думать о худшем, а лучшее — оно само придёт.
— Пойду я, наверное, Тимоха, спать…
— Давай, я следом. Денёк сегодня больно эмоциональный, а под вечер ещё подарок, чтобы спалось крепче…
Олег упаковался в спальник, парниша следом залез в палатку. Покурили и баиньки.
Утро — как обычно, да не совсем: на душе ком. Тимоха проснулся как обычно, на рассвете, завёл костер, сделал чая. Сидит, чаёвничает. Олег спит, Мурка крутится рядом, поглядывает на хозяина: ну, мол, кинь кусок сахарка, не жмись! На, собака белая, лови. Белая собака отвлеклась на ручей и сахар не поймала. Глухо тявкнула, подобрала брошенный кусок, быстро проглотила и с диким, бешеным лаем бросилась вниз по ручью, по воде. Парниша вскочил, бросился к палатке. Олег в палатке зашевелился, стал быстро одеваться.
— Веселей давай! Сейчас будем делать кросс по тайге. Я же тебе говорил: ОМОН. А ты: заблудились, заблудились.
Вдруг Мурка сменила гнев на милость: собака стала петь приветствие.
— Отбой!.. — парниша злобно выругался.
И совсем не потому, что не пришлось бежать кросс по тайге, — он не хотел и не хочет играть в догонялки со спецслужбами! А выругался оттого, что у него тупые родственники, опозорили его перед самим собой. Он не ожидал от Колька такого фортеля! Вскорости прибежала собака, а следом Колёк.
— А где Саша? — спросил Тимоха.
— Идёт, — Колёк снял рюкзак. — Ох, я и заколебался!
— А что вы по ручью идёте? — спросил Олег.
— А это, наверное, чтоб не заблудиться, да, Колёк?!
— Тимоха, не подкалывай. Я вчера уже вылез в ельник, а этот урод!..
Появился «урод»:
— Что сразу, Колёк, урод? Уже темно было и местность незнакомая, зашли бы куда-нибудь.
— Да не зашли бы вы никуда, а пришли бы на стан. Значит, ты еще и ссыкун у нас, оказывается.
— Что ссыкун, — Колёк не туда повёл!
— Да нет, Саша, он туда повёл, и Мурка вас вчера услышала.
— Так значит, это Мурка гавкала? Я сначала думал — показалось. А Саня вообще не слышал лая.
— Ему было уже не до лая! Нихрена, ночь наступает, мама, караул!
— Да причём…
— Заглохни, б…., сейчас ещё что-нибудь вякнешь, — и я тебя точно закопаю!.. Колёк, а вот тебя я не понимаю! Ты зачем слушаешь этого щенка, а? Ты чё, в натуре?!
— Тимоха, прекращай ругаться! Мы-то в палатке спали — считай, дома. А они вон, какие замученные. Вы где спали?
— На том берегу, в ельнике, а там муравейников больше, чем здесь. Я там горящими гнилушками границу очерчивал. Здесь муравьи нормальные, а там — точно звери!..
— Ты лес, случаем, не подпалил?
— Да брось ты, Тимоха, всё нормально, пень уже потух.
— Когда ты первый раз сюда пришёл, и эти муравьи были зверьми. А теперь они тебя знают, свои мураши, а там — чужие, и ты для них чужой. Да, значит, спали в полутора километрах от стана. Только я чего-то не понимаю. Зачем вы поперли в тот ельник, если вы уже были в ельнике между двух ручьёв? Зачем снова ушли на правый берег Анны?
— Да Саня меня с панталыку сбил. Пришлось спускаться. Если бы Мурка не прекратила лаять, мы бы пришли вчера.
— Так кто виноват: Саня или Мурка? Я вот думаю, Колёк: виноват ты. Ещё раз говорю: нехрен слушать этого урода! В план-то мы не вписываемся! У вас литров по пятнадцать, да?
— На большее времени не хватило, выше не так-то много рыбы.
— Медведицу огромную с медвежатами не видели? — спросил Олег.
— А вы что, видели?
— Олег, я тебе ещё вчера говорил, что с медведицей они разминутся. А мы, Саша, видели, правда, расстояние большое было — метров шесть, но не больше десяти.
— Ничего себе, да это почти в упор!
— Колёк, она на дыбах стояла перед нами, минут пять стояла, меня до сих пор не отпускает.
— Кто тебя не отпускает? И не пять минут, а всего-то минуты две, ну, от силы три… Так. Как я понял, добивать придётся одному! А я один много не сделаю.
— По пятнадцать литров понесём.
— Заткнись, б…, тебе слова не давали, и вообще не влезай в базар, ты здесь никто!
— Тимоха, я сейчас немного отдохну, покушаю, да пойдём вдвоем.
— Ты же, Колек, ночь не спал! А медведицы не испугаешься?
— Да, медведица на тропе дежурит. Спал я ночью, урывками, ничего страшного.
— Медведица на рыбе будет, а с Тимохой, Колёк, тебя ни один медведь не тронет. Если бы вчера на месте Тимохи был кто другой, то медведица нас бы кончила!
— Не, от вас бы она не кончила, она бы вам не дала и мне тоже, — гон уже прошёл! Тогда почему ты, Олег, боишься идти со мной?
— А кто будет икру делать?
— Как будто Саша не может делать! Да, и, кстати, ты чё мне, Саша, не сказал, как быстро делать икру? Ты что молчал, когда мы с Вальком катали икру?
— У каждого свои способы!
— Что гонишь, какие способы? Специально, гад, молчал?!
— Тимоха, здесь икры много, тяжело одному. К тому же Санька никогда не делал икру, а только видел. И он вон, какой замученный, ночь не спал — за грохоткой уснёт.
— Да, икры много. Пойдём, Колёк, с тобой. Ты-то за сочком не уснешь! Да мы в паре сработаем так, что никто так не сработает!
На самом деле, икры сырца немного — всего литров шестьдесят, не больше. Просто для парниши это невероятно: в одиночку за день переработать бочку икры. Несмотря на то, что узнал быстрый способ засолки. А Олег врёт: он после вчерашней встречи боится идти вниз по речке, и на стане боится один оставаться, да и лодырь он хороший. Саша тоже не промах включать лодыря. А боится ещё больше Олега.
Сели завтракать вчерашними жареными брюшками.
— Олег будет икру перерабатывать, ты, Саша, на подхвате. А между делом, вон, сушинку свалишь, да раскидаешь.
— Дров что ли мало?
— Чего?! Колёк сейчас будет по речке с сочком носиться, а ты спать? Хрен ты угадал, таежник сраный! Скоро рыба пойдет на полную и не будет времени дрова пилить. И запомни на будущее: дрова — они как деньги, их никогда не бывает много! А вот мало бывает.
— Так что, Тимоха, медведица вам сказала?
— Молчала, сука, как в рот воды набрала! Но от меня взгляд не отрывала. Наверное, влюбилась, а это уже хуже, ведь будет искать повторной встречи!
— Я бы, наверное, там бы и помер! Ничего себе — медведица на дыбах!..
— Помереть бы, Саша, не помер, а вот меня бы перед медведицей опозорил.
— Как это бы я опозорил?
— Обгадился бы, вот и опозорил.
