Сергей Алексеев - Ох, охота!
Несмотря на такое обжорство, волк, пожалуй, самый великий постник из всех плотоядных и способен в неблагоприятное время обходиться без пищи до тридцати и более дней, в то же время делая переходы до ста километров в сутки. Голодные песцы едят своих павших товарищей, это я видел сам, но у волков на это наложено табу, и даже самый изголодавшийся хищник не притронется к себе подобному. Но зато они с удовольствием и даже страстью едят собак, видимо более из чувства мести, иногда воруя их прямо из жилого двора, снимая с цепи или вовсе утаскивая вместе с будкой. Месть волка опять же сравнима только с человеческой: история знает сотни примеров, когда за похищение щенков из логова или, еще хуже, убийство волчицы самец точно определял, кто из людей это сделал, и начинал мстить.
И вот здесь начинается чистая мистика, которая, видимо, и сформировала отношение к волку, как к оборотню. Ладно, двор обидчика он вполне мог найти по следу, к тому же если волчатник принес щенков домой и там удавил. Но как зверь определяет, какой скот ему принадлежит? Ведь резать его волк начинает, не только проникнув во двор, а где угодно — на выпасе, у водопоя, по пути домой. Причем не трогает других овец, а выбирает из отары только принадлежащих обидчику, и не уносит, а бросает на месте, дескать, не поживы ради, а мести для.
Многие случаи волчьей мести описаны в литературе очевидцами и не вызывают сомнений, и что-то я не припомню иного зверя, способного на столь древнее и очень человеческое действо.
Мягкая рухлядь
Мягкая рухлядь — так называли на Руси пушнину — издревле была самым ходовым товаром как на внутреннем, так и на внешнем рынке. Если сейчас мех — более женский ма-териал, то в прошлые времена собольи или куньи шапки, оторочка на кафтан из выдры, воротник, а то и шуба были нормальной повседневной одеждой князей, бояр, купцов и прочих состоятельных людей, не говоря уже о царских одеждах и горностаевых королевских мантиях. Востребованность в мягкой рухляди росла пропорционально развитию экономического потенциала, и в Европе, например, соболь полностью исчез уже в XVI веке, а теперь нам кажется, что он там никогда и не водился. Да нет, водился, но стоил так дорого, что был истреблен, как и многие другие животные, и теперь Европа пытается навязать миру новую, «зеленую» моду, а еще учит жить и рассказывает, как бережно следует относиться к существующей у нас фауне и к природе вообще.
Россия столкнулась с проблемой исчезновения многих видов пушного зверька только к началу XX века, когда добыча упала до минимума, а особенно внешний, европейский рынок требовал ее наращивать. Основным поставщиком мягкой рухляди становились Сибирь и Дальний Восток, поскольку в легкодоступных промысловых районах Европейской части угодья оскудели настолько, что охота как ремесло пришла в стадию угасания. Однако и за Уралом промысел постепенно сокращался из-за поистине хищнического истребления пушного зверька, ибо это преступно, привязывать дикий мир к рынку. В результате ученые забили тревогу, и еще до революции были созданы два соболиных заповедника — Кроноцкий на Камчатке и Баргузинский возле Байкала.
Но что ни делается, все к лучшему: советская власть объявила меха наравне с золотом и самоцветами буржуазной роскошью, кроме того, разрушились торгово-экономические связи с традиционными странами — импортерами пушно-мехового сырья, и охотничий промысел долгие годы находился в запустении, отчего поголовье практически полностью восстановилось. И одновременно проводились работы по расселению пушного зверька в места их традиционного обитания (только соболей было отловлено и выпущено около 20 тысяч!). За голы советской власти, когда промысел пушного зверька был на самом высоком уровне, его численность заметно убавилась, но грянула перестройка, пушнина подешевела настолько, что охотники, по сути, прекратили отлов. Сейчас, возникают проблемы, которых еще недавно даже предположить было невозможно: например, бурное размножение бобра в Московской области, строительство ими тысяч плотин на малых реках и ручьях вызывает затопление, подтопление и последующее заболачивание сельхозземель и дач, расположенных на поймах.
У лис все чаще возникает опасная болезнь — бешенство, они забегают уже в деревни, кусают людей и собак, хорьки и раньше наведывались в сельские усадьбы, теперь же просто живут в скотниках и сараях, давят не только мышей, но и домашнюю птицу.
СобольЭто король во всех смыслах — как на пушно-меховом аукционе и на плечах монарших особ, так и в лесу, поскольку у соболя практически нет врагов. Несмотря на свою хищность, зверек всеяден, ибо, когда нет мясной добычи, перебивается ягодами и кедровыми орехами, для чего зимой рыскает по дуплам деревьев и ищет беличьи кладовые. Питается всем, что бегает, ползает и летает, не брезгует мышами, ящерицами, особенно любит боровую дичь. Рябчиков и тетеревов обычно выслеживает на ночевках в снегу и берет спящих, но при случае не боится схватки с глухарем. По свидетельствам очевидцев, соболь скрадывает ночующего в снегу глухаря, пробирается в его лежбище, после чего вцепляется в шею. Птица взлетает, и дальнейшая борьба происходит в воздухе. Зверек на лету перегрызает шею и благополучно приземляется на падающем глухаре, как на парашюте. Говорят, точно так же он ловит токующих на деревьях глухарей, подкрадываясь к ним под песню. Несмотря на свои небольшие размеры, довольно легко расправляется с зайцами, и рассказывают случаи, когда соболь нападал на молодых косуль и кабаргу.
Различают и оценивают соболей по окрасу: чем темнее мех, чем искристее его ость и мягче подпушок, тем дороже. Лучшим считается почти черный баргузинский, но ему не уступает и енисейский. В нашем краю по реке Четь соболя до пятидесятых годов не было, и охотники-промысловики о нем слышали только из рассказов стариков-старожилов, мол, был такой зверек, очень дорогой, потому и сгинул. Первого соболя поймал на Тонгуле дед Аредаков в конце пятидесятых, помню, привез шкурку и показывал отцу — нечто рыжеватое, похожее на хоря, поэтому впечатления это не произвело. Заготовитель соболя не принял, поскольку ни разу не видел и не знал, как оценивать. Буквально на следующий год почти все промысловики поймали по одному-два, и тогда заговорили, дескать, соболь откуда-то пришел и наверняка скоро уйдет. Помню, отец поймал первого в капкан, который стоял на норку. По следам решил, что попала домашняя кошка, бог весть как оказавшаяся в лесу, но когда нашел капкан, там оказался этот невиданный зверек.
