Борис Дедюхин - Тяжелый круг
Лошади здесь скачут разные, даже и полукровки, но непременно старшего возраста, а управляют ими жокеи-сорвиголовы — вроде Саши Милашевского. Его Парадокс был в числе фаворитов.
Ипподром затих.
— Внимание! — призвал по радио женский голос, одновременно предостерегая о чем-то и обещая что-то. — Внесите изменения в программу. В пятнадцатой скачке, в стипль-чезе на рыжем жеребце Мушкете под номером пять вместо Павла Валеева скачет мастер спорта Олег Николаев.
Трибуны всполошились, болельщики начали срочно пересматривать свои прогнозы: если до этого объявления все склонялись к тому, что победит Милашевский на Парадоксе, то теперь играли не на лошадь уж, а на жокея. Игроки терялись в догадках: почему так поздно заявили Николаева, в самый последний момент?
Олег Николаев — мастер спорта, но в отличие от уже названных жокеев, он не профессионал, а спортсмен-любитель, занятый исключительно барьерными скачками. Но хорошо известно, что в спорте очень часто любители сто очков вперед дают профессионалам, и тут был именно этот случай. Каждый тренер за честь почитал посадить Олега на свою лошадь-надежду. Николаев иногда благосклонно принимал приглашения, но в этом году решил вовсе не участвовать в соревнованиях до самой осени, чтобы хорошо подготовиться к октябрьским скачкам в Чехословакии: честолюбивую мечту нянчил он — выиграть Большой Пардубицкий приз. Чтобы уж вовсе не искушаться, уехал из Пятигорска в Ростов-на-Дону, где есть единственная в стране стипль-чезная трасса, максимально приближенная по своей трудности к Пардубицкой.
А нынче он приехал просто посмотреть открытие сезона.
Увидев его, Амиров предложил:
— Мушкет у меня в бо-о-ольшом порядке, но только у Пашки сердечко робкое, дрожкой дрожит до самого финиша, может, сядешь?
— Спасибо, не сяду. Зарок дал.
Амиров настаивал:
— Будешь один, и никого рядом, ручаюсь.
— Нет, и еще раз нет.
Перед стипль-чезом Виолетта спустилась с трибун в паддок. По разговорам болельщиков она поняла, что скачка эта опасная. Они с Сашей встали, взявшись за руки, в стороне от весов, где под акацией пряталась голубая скамейка.
Проходивший мимо Олег Николаев бросил бездумно:
— Пусть земля тебе будет пухом, Сашок! — Юморок, конечно, мрачноватый, ну а суть-то та же, что и «ни пуха ни пера».
Увидев Виолетту, Николаев умерил шаг, сказал все тем же полушутливым тоном:
— Это что же ты свою девушку от нас скрываешь? Нечестно так!
Об Олеге Николаеве ходили легенды, ему об этом было известно, и потому смотрел он вокруг себя с той неоскорбительной надменностью, с какой привыкают смотреть люди, отлично знающие, что за цена им определена: эдак вроде бы открыто, просто, с заинтересованностью и радушием, но в то же время и так, что всякий понимает — человек этот лишь позволяет быть с ним на равных, а если что-то будет не по нему, сейчас захлопнется и отвернется, ни разрешения на это ни у кого не спросив и не заботясь о том, что подумают о нем и как станут к этому относиться.
— Меня зовут Виолеттой.
— Эх, какое сладкозвучное имечко! — не без кокетства сказал Олег, но Виолетта никак на это не отозвалась, только посмотрела на него со своей обычной полуулыбкой.
Эта ее полуулыбка была удивительно притягательна: она сообщала о том, что владелица ее покойна и весела, желает знакомиться, говорить, смотреть; а еще было в этой полуулыбке поощрение и понуждение одновременно — нужно было либо как-то себя выражать, либо уходить прочь, чувствуя себя лишним, неспособным поддерживать предложенный тон.
Неизвестно, какие бы еще слова нашел Олег, но тут подошел Амиров:
— Николаев, погляди-ка на Мушкета, конь-огонь!
Олег посмотрел на жеребца, которого вели под уздцы сразу два конюха, на Амирова, на Сашу, а до Виолетты взгляда не довел, возвратился к Амирову:
— Заявляй!
Олег уверял, что не собирался скакать, но не исключено, что он лукавил: чемоданчик-то с жокейской формой случайно оказался при нем?..
Как только не измудряются жокеи в поисках тканей и расцветок для камзолов! Все цвета радуги можно встретить. Есть однотонные и пестрые, в крапинку и в клеточку, со звездами и с крестами. Но и здесь, кажется, Николаев всех перещеголял: он был одет в черный шелк, который придавал его складной фигуре нечто демоническое и роковое.
Саша в полной мере оценил опасность, которую несло ему участие в стипль-чезе Олега Николаева, однако унынию не поддался, очень верил в Парадокса и в себя.
Правда, на старте он, видимо, переволновался и пропустил момент, когда судья бросил вниз флаг — понял, что скачка началась, лишь по донесшемуся из судейской вышки одиночному звонку колокола.
Николаев повел скачку, Саша ее замыкал.
Видно было, как Олег легко преодолел с полного хода первое препятствие, Мушкет плавно приземлился и продолжал скакать, не снижая скорости. За ним прыгнула лошадь с жокеем в голубом камзоле, тут же и еще пятеро один за другим перемахнули через живой кустарниковый барьер, перед Сашей оставалась одна только Арфа, на которой скакал молодой ездок, один из девяти братьев Бочкаловых.
Арфа одолела препятствие, скосив копытами метелки низкорослой, угнетенной, но тем не менее расцветающей каждый год сирени, и стало видно, что на этом лошадь и выдохлась. Бочкалов довел ее в хлысте до деревянной стенки, Арфа рванулась вверх, сразу же обессиленно зависла и зацепилась задними копытами за доску. Бочкалов соскочил на землю, но повод уздечки из рук не выпустил. Саша, перелетая через стенку, увидел на его лице растерянность: видно, тот раздумывал — продолжать скачку или вовсе сойти с круга.
На четвертом препятствии еще две лошади не удержались на ногах и тяжело упали на землю с испуганным ржанием и всхрапами, Зяблик после падения пытался забраться в седло, но его сбил жокей Какикава.
Саша полусидел в седле на согнутых ногах, почти не касаясь тела лошади и наклонившись вперед, Парадокса не подгонял — берег его силы для мощного финишного рывка.
Когда прошли полтрассы, Саша с ужасом вспомнил наставление отца: «Сразу же бери скачку на себя, Парадокс способен всю ее вытянуть, а Мушкета Николаев сможет послать только один раз, на силу иди!»
Саша резко усилил темп скачки, подравнялся с Николаевым. Ров перескочили ухо в ухо. Саша продолжал посылать Парадокса и по дробной россыпи копыт сзади понял, что взял лидерство. Далеко ли удалось оторваться? Не стал оглядываться — впереди была каменная стенка.
Автоматически чуть подал колени вперед, в момент толчка прилег на шейный гребень лошади. Зависли над стенкой, Саша замер в сложенной позе над холкой, успел разглядеть внизу: камень выщерблен и в углубление нанесло ветром да лошадиными копытами земли, на которой цветет сейчас пастушья сумка. Провожал взглядом крохотные, с мушиный глаз, треугольные стручочки, а сосредоточен был весь на одном лишь — не покачнуться. Когда перескочили, чуть разогнулся, присел слегка в седло и снова прислушался к тому, что происходит сзади.
