История одного филина - Иштван Фекете
Но самое главное, филинов осталось так мало в природе, что их следует оберегать, как оберегают многих других редких представителей животного мира.
Однако птенцам неведомо, что думает о них двуногое существо — человек; правда, не знают того и родители, которые, подчиняясь исконным инстинктам продолжают жизнь рода и ведут, насколько возможно, первозданный образ жизни. И естественно, филины далеки от подозрений, что все более разрастающиеся человеческие поселения когда-нибудь займут всю Землю, и для диких животных, для птиц не останется иного места, кроме спасительных зоопарков — последнего убежища пернатой и четвероногой вольницы.
По счастью, юных филинов не занимают подобные проблемы. Крылья у них подрастают, изогнутый клюв твердеет, захват крючковатых когтей с каждым днем становится крепче, и теперь они почти без помощи родителей расправляются с добычей. Однако забот родителям все прибывает, так как птенцы становятся не только все крупнее и — по мнению родителей — красивее, но и прожорливее.
Наконец, молодые филины отрываются от земли, хотя начальный «полет» их недолог: от боковой ниши до выхода из пещеры, где они испуганно останавливаются, каждой своей клеточкой точно чувствуя границу безопасной зоны.
Взрослые филины теперь уже подумывают о том, что минует еще несколько зорь, и птенцы уверенно станут на крыло, но вместо этого наступит вечер и ночь, такие же, казалось бы, как и все предыдущие, но на сменившем их рассвете родителей по возвращении в пещеру встретят пустота и одиночество. Чужой мог бы подумать, что птенцы сами покинули пещеру, потому что им так захотелось, но родители-филины знают, что это не так, что без их многодневной выучки птенцам не подняться в воздух. Вот почему так тревожно ведет себя самка, до рассвета занятая поисками исчезнувших птенцов, и в тоскливом ее уханье повторяется одно слово, одно объяснение случившемуся: человек!.. Без вмешательства человека не исчезли бы птенцы!..
А поначалу вечер обещал быть очень добычливым и, значит, хорошим. Сперва филин-отец принес домой дикую утку, с которой птенцы в два счета расправились; потом к гнезду возвратилась мать с большой водяной крысой, застигнутой среди прибрежных камней, и видя, как жадно молодые филины запустили когти в жирную тушку, почти сразу же снова улетела на охоту.
Теперь она решила позаботиться сперва о себе. Впереди была целая ночь, но в затонах почти не осталось рыбы, и филинихе, чтобы насытиться на целый день, пришлось отправиться к вороньему гнездовью. Плотно поев, она направилась к дому; к тому времени луна уже клонилась к горизонту.
В пещере филиниха застала одних птенцов, все трое дремали в углу, а перед ними валялись перья съеденной утки.
Самка подумала о филине, который скоро должен вернуться в гнездо, и спокойно уселась, поджидая его.
Чуть позднее ее внимание привлек какой-то шум на противоположном берегу, но она не придала этому значения, она привыкла, что рыбаки рано отправляются на рыбную ловлю, и слыхала не раз, как в лодке вдруг стукнет весло, хотя и не знала, что значит лодка и что такое весло.
Людской речи не было слышно, хотя по реке что-то передвигалось, что-то связанное с людьми. Однако для филинов и их пещеры суматоха внизу не имела значения. Потом на реке все стихло, зато на берегу захрустела галька под тяжелыми шагами, и самка впервые ощутила если и не страх, то настороженность…
Она уставилась в темноту, жизнь которой по-настоящему знали лишь филины, но и темнота сказала самке только одно: человек ходит по вершине горы над пещерой, вот шаги его стихли, но вслед за тем послышался треск среди мелкого кустарника, цепляющегося за расщелины в отвесной скале… и этот треск и царапины о камни все приближались. Опасность!
«Птенцы!» — успела еще подумать самка, но грозный враг неумолимо приближался, и филиниха вся прониклась ожиданием этой опасности и больше не могла ни о чем думать, кроме как о человеке и о том, как спастись от него…
В это время на выступе пещеры показалась тень и закрыла собой все устье. Последней надеждой отчаявшейся матери было, что человек не увидит их в темноте, но когда в руках человека вдруг вспыхнул яркий луч света, этот свет точно вытолкнул филиниху из пещеры. Два взмаха крыльев, и вот она уже на воле, не заметив в панике, что правым крылом сильно задела страшилище, которое среди людей было известно под именем Яноша Киш-Мадьяра.
(Погруженный в воспоминания филин Ху в этот момент с такой силой вонзил когти в жердочку, на которой дремал, что почти проснулся… и ему стало страшно так же, как в ту ночь в пещере…)
Страшилище подошло совсем близко к птенцам — впереди него плясал слепящий свет — и затолкало перепуганных филинов в широкое жерло мешка. Крылья и лапки птенцов в мешке перепутались, подмялись, и филины, должно быть, подумали, что настал их конец. Во всяком случае, у одного из них — Ху — было именно такое ощущение, потому что он оказался на самом дне мешка и стал уже задыхаться… От страшных воспоминаний филин Ху проснулся.
«Так все и было!» — подумал Ху. Стало быть, и тот, другой мир тоже доподлинный, а может, он-то и есть самый настоящий. Ху ни минуты не сомневался в том, что родители и сейчас живут в пещере, но когда он представлял себе, что вернется домой, Ху прежде всего думал не о тесной пещере, а о долгих ночах на свободе и вольной охоте.
Совсем проснувшись, Ху чистит перья, затем спускается на пол, чтобы поесть, когда у проволочной дверцы неожиданно появляется Ката, старая наседка, и подслеповато вглядывается в полумрак хижины.
«Пожалуй, здесь никто не найдет яйца», — решает наседка и старается просунуть голову сквозь проволочную сетку, чтобы оглядеться, как вдруг в глубине хижины замечает филина и с отчаянным кудахтаньем бросается обратно во двор. Паника охватывает и других кур, поднимается невообразимый переполох, к которому присоединяется, наконец, сам петух, так и не разобрав, откуда грозит опасность, и издает боевой клич, смысл которого можно истолковать приблизительно так: пока я с вами, вам нечего бояться. Куры, конечно, довольны своим заступником: как геройски он защищает несушек, но утки поднимают их на смех.
— Кря-кря-кря, — и черные глазки уток ехидно поблескивают, — полюбуйтесь только на этого хвастуна с такой смешной штукой на голове… какой он храбрый, когда нет опасности… кря-кря-кря…
Ху, проголодавшийся да к тому же, признаться, и порядком струхнувший во
