Гржимек Бернгард - Мы жили среди бауле

Поезда здесь вообще не поспешают. Машинист, кочегар и проводники обычно чёрные, белые работают, как правило, только на станциях. Иногда случается, что в дороге кончается топливо, и тогда все пассажиры вынуждены бежать в лес, чтобы набрать дров для топки паровоза. А если у машиниста где-то по дороге, в деревне, есть какая-нибудь пассия, то может случиться, что поезд простоит там пару лишних часов (так мне во всяком случае рассказывали). Единственное утешение состоит в том, что имеется вагон-ресторан…

По дороге я познакомился с одним африканским коммерсантом, весьма элегантно одетым и благообразным человеком. Он рассказал мне, что экспортирует много дозволенных и недозволенных товаров из колонии Берег Слоновой Кости в Либерию. По всей видимости, предприятие было весьма доходным.

— Поначалу африканские таможенники в Либерии никак не соглашались меня пропустить в страну с моим грузовиком, нагруженным оружием, — рассказывал он, ухмыляясь. — Они не пожелали взять у меня денег, короче говоря, ничем невозможно было их соблазнить. До того они оказались неподкупными, что я просто поразился! Эти парни заявили мне, что до тех пор, пока они будут сидеть в таможне, пусть я и не мечтаю перебраться через границу. Тогда я поинтересовался, с каких до каких они сидят в таможне. Оказалось, что с семи утра и до семи вечера. Я подождал, пока они в восемь часов закончили своё дежурство, и потом без лишних хлопот переехал через границу…

Спустя некоторое время «экспортёр» встал и пошёл в вагон- ресторан. Тот, кто разъезжает с обезьянами по стране, а дома работает в зоопарке, всегда привлекает к себе необычный интерес. Поэтому на освободившееся напротив меня место сразу же сел французский фермер или, как их здесь называют, «colon», тщедушный мужчина, который тоже пустился со мной в приятную беседу. Вскоре вернулся из ресторана африканец (рослый малый атлетического сложения) и пожелал занять своё прежнее место. Однако мой визави делал вид, что не замечает его. Далее после того, как африканец вежливо показал ему свою плацкарту и попросил освободить его законное место, «colon» недовольным тоном лишь осведомился, что разве тот не видит, что теперь он здесь сидит?

Огромный африканец очень спокойно взглянул на свои часы и подчёркнуто вежливо произнёс:

— Я жду ещё три минуты, уважаемый месье, а потом я позволю себе пересадить вас на другое место.

Я заметил, что мой собеседник почувствовал себя явно неуютно. Он теперь бы уже охотно уступил это место, но не хотел сдаваться и уронить своё достоинство, поэтому продолжал сидеть. Мне и самому никак не хотелось участвовать в этой перепалке и к тому же ещё являться невольным поводом для неё. И тут мне пришла спасительная идея: я сказал белому месье что он, собственно говоря, сидит на моём месте, потому что мы незадолго до этого поменялись местами с африканцем. Так что если он не уступит, это буду вынужден сделать я. «Colon» тут же вскочил (не сумев даже скрыть явного чувства облегчения) и вежливо предложил мне занять его место. Таким образом мир был снова восстановлен.

Разумеется же, я нашёл в Абиджане через судового маклера пароход, шедший непосредственно в Гамбург. Это было небольшое грузовое судно водоизмещением в 2000 тонн, зафрахтованное под перевозку ценных пород африканской древесины. Я немедленно сел в моторную лодку, которая вывезла меня далеко в лагуну, к тому месту, где качался на якоре пароходик «Жозеф Блот». Был весьма любезно принят капитаном и его помощниками, которые меня пригласили вместе отобедать в кают-компанию. За обедом мы обо всём договорились, причём их устроило даже то, что деньги за провоз моего сына вместе со всем зверьём будут уплачены только по прибытии в Гамбург, притом уже в немецких марках. Ну что ж — по рукам!

Однако до отплытия было ещё далеко — судну предстояло добрать часть груза, и только затем, перед самым отплытием, разрешалось привезти клетки с животными. Я пошёл осматривать места, которые будут отведены под наш груз, смерил ширину двери и, к своему ужасу, убедился, что большая клетка с Роджером сквозь неё не пролезет. Следовательно, надо было мастерить новую, более узкую клетку (представляете себе удовольствие?).

Затем я полетел назад, в Бваке с большим трудом раздобыл товарный вагон под наш «зверинец» и стал готовить его к отъезду.

Как я уже упоминал, меня ждали во Франкфурте, и Михаэлю предстояло ехать одному с животными. Мой самолёт отходил за два дня до его отъезда из Бваке в Абиджан. Я же сел вечером в Абиджане (заметьте, на экваторе!) в самолёт, на другое утро был уже в Париже (там как раз бастовали рабочие метрополитена, что меня несколько задержало), в тот же день вечером я уже сидел в спальном вагоне, мчавшем меня во Франкфурт, куда и прибыл на следующий день (правда, дрожа как осиновый листочек от холода!). Михаэлю же в лучшем случае удастся прибыть сюда не раньше чем через месяц; при этом ему ещё предстояло нанять африканцев для погрузки всего нашего скарба в вагон да, осторожности ради, проспать в этом вагоне ночь до отхода поезда, который намечен на другое утро.

Какой-то чёрный полицейский проявлял повышенный интерес к нашему вагону с его необычным грузом. Михаэль страшно на него злился и наконец, не выдержав, начал ругаться по-немецки:

— Убирайся отсюда, идиот, чего тебе здесь надо?

Каково же было его удивление, когда тот ему тоже по-немецки ответил, что прекрасно понимает, что ему было сказано… Оказывается, он два года провёл в Майнце в составе французских оккупационных войск. К счастью, он не обиделся, а, наоборот, решил отметить наш отъезд парой бутылок пива.

До Абиджана Михаэля вызвался сопровождать двенадцатилетний маленький энтузиаст — весёлый курчавый негритёнок Андрэ. Он караулил животных, когда Михаэль ходил закупать для них еду; да к тому же в Абиджане ещё предстояло запастись провиантом на всё долгое морское путешествие, обеспечить себе выездную визу от французских властей, уладить все дела с таможней, капитаном и судовыми маклерами. Нелёгкая задача для парня, который французский изучал лишь в школе, да и то только в течение трёх месяцев! Тот «африканский» французский язык, который он доучивал уже здесь, в стране, был, прямо скажем, не самый благозвучный и утончённый. К счастью, газеты в Дакаре и городах побережья нас уже неоднократно интервьюировали и затем помещали дружелюбные сообщения о нашей поездке по стране, поэтому нас многие сразу узнавали, и чиновники относились к Михаэлю приветливо и с полным пониманием.

Через шесть дней я, уже во Франкфурте, согласно договорённости, получил от пароходной компании в Абиджане телеграмму, сообщавшую, что пароход «Жозеф Блот» с грузом вышел в море. И пока судёнышко не спеша пробиралось по Атлантическому океану, приближаясь к холодным берегам Европы, я считал часы…