Святослав Сахарнов - Бухта командора
Я направился к дереву и стал осторожно, чтобы никого не спугнуть, обходить его вокруг.
Прямо против моего носа, прижавшись пузечком к стволу, на дереве сидела рыбка. Похожа на маленького бычка, только передние плавники длиннее, глаза — на самой макушке.
Рыбка по-лягушачьи таращилась на меня. Я притаился. Замерла и она.
На лоб мне сел комар. Я пошевелил бровями. Этого легкого движения оказалось достаточно — рыбка толкнулась плавниками, расправила их и вниз головой полетела в воду. Бульк!
Следом за ней попрыгали не замеченные мною ее подруги.
Ну и рыбы! Летают по воздуху, бегают посуху.
Илистые прыгуны — я узнал их…
Удивительный, стоящий по колено в воде лес населен и удивительными обитателями.
Я повернул назад. Искусанное москитами лицо горело. Жидкий ил тек по ногам.
Деревья расступились. Передо мной была дорога. Посреди нее стоял красный мотоцикл. Рядом, ошеломленный новой встречей не меньше моего, Нильс.
НИЛЬС ИЩЕТ ОСТРОВ
— Хелло!
— Хелло!
— Какими судьбами?
Мы сели на траву.
— Да вот живу здесь. Уже третий день, — сказал я. — А вы? Догоняете кинооператоров?
Нильс покачал головой.
— Решил найти остров. Помните? — Он сдвинул брови. — Я ведь говорил, что самое верное приключение — найти остров.
— Ах да! Ну чего-чего, а островов тут много. Я, например, хожу на один. В середине такая глушь — не продерешься.
Глаза у Нильса заблестели.
— Непроходимый лес?
— Даю слово.
Мы вернулись в поселок, и Нильс, оставив у меня мотоцикл, побежал нанимать лодку.
Остров лежал напротив устья реки. Он тянулся по горизонту бело-зеленой полоской.
Погрузив в лодку с балансиром пожитки, Нильс простился со мной.
— Все будет хорошо! — сказал я, вспомнил любимые слова Джосиса.
Лодочник выбрал якорь. Вверх пополз косой полотняный парус, и оранжевый рюкзак стал удаляться от берега.
Я стоял по колено в теплой воде и смотрел ему вслед. В этом месте речная вода сталкивалась с океанской. Тонкая извилистая линия серой пены разделяла их. Лодка шла по этой линии. Справа от нее оставалась мутная желтизна речного течения, слева — акварельная синь океана.
МАКОНДЕ
Когда я вернулся домой, было уже темно. В комнате, слабо освещенной керосиновой лампой, на столике меня ждала причудливая черная фигурка, купленная когда-то в поездке. Лампа мерцала. Болотная вода плавала под потолком, шевелилась у стен.
И вдруг я понял, что такое моя статуя: она порождение болотных видений, сумерки, туман, пронизывающие душу выкрики ночных птиц. В ней ползающие, квакающие, пучеглазые и безногие обитатели мангр. Человек, змея, лягушка, черная ночь, перепутанные ленты тумана соединились в этом куске дерева. Это их извлекли из плена узловатые руки мастера из племени маконде.
БУЛЬДОЗЕРЫ
Берег содрогался от рева грузовых машин. Около тупорылых «фиатов» расхаживали рабочие в синих спецовках и инженеры в белых рубашках. Их лица блестели.
Ничего не понимая, я подошел к одному.
— Хелло, в чем дело? — спросил я. — Временная остановка?
Инженер покачал головой.
— Ждем парома, — объяснил он. — Будем перебрасывать технику на остров. Сейчас подойдут бульдозеры.
— На какой остров?
— Вон тот.
Я ахнул:
— Зачем?
— Начинается строительство. — Инженер весело осклабился. — Большой туристский комплекс: гостиница, прокат моторных катеров, спортивное ядро.
При слове «ядро» я присвистнул.
— А как же Нильс?..
— Кто?
— Простите, это я сам с собой.
Я представил себе, как спящего в палатке на необитаемом острове Нильса будит рокот бульдозеров и как он, проклиная все на свете, начинает вновь увязывать рюкзак. «Худо!»
— Желаю удачи! — сказал я инженеру. — Хороший проект?
— Первый класс. Стране нужна индустрия туризма. Мы должны удвоить число заповедников и отелей. Наш туризм — это деньги для заводов и школ. Вы согласны?
Я был согласен. Мы пожали друг другу руки.
ТРЕТЬЯ ПОЕЗДКА
Последний раз я покинул Дар-эс-Салам для того, чтобы посетить Багамойо. Мысль о часовне, в которой лежало тело Линвингстона, не покидала меня. Я решил найти ее.
Багамойо оказался маленьким, белым, пыльным городком, с шумным базаром и полутемными пустыми магазинчиками. Ничто в нем не напоминало о громком прошлом. Разве что в центре серые, зубчатые, покрытые сухой мертвой плесенью и трещинами стены крепости. Голая мачта у ворот, когда-то на ней развевался красно-черный кайзеровский флаг — в Багамойо была резиденция германского управителя Восточной Африки.
После долгих и бесплодных блужданий по узким малолюдным улочкам я узнал, что в городе есть музей и его работники лучше других смогут помочь мне.
Музей был расположен на окраине. Почерневшие от времени, обнесенные широкими, каменными, в два этажа верандами дома бывшей католической миссии. Между ними маленькая церковь с четырехгранной, похожей на карандаш колокольней. Дверь ее была закрыта, на косяке в рамке висел лист пожелтевшей бумаги.
Я остановился перед ним. Выцветшие на солнце буквы бесстрастно сообщали, что именно здесь в 1874 году хранилось на протяжении месяца тело великого путешественника, ожидавшее отправки на родину.
Я обнажил голову.
У часовни с визгом носились полуголые дети.
Кто-то тронул меня за плечо. Позади стоял сухонький человечек в пенсне.
Он стоял у почерневшей от времени двери. На фоне темного дерева его черное лицо пропадало, серебряные кончики волос реяли в воздухе.
СОТРУДНИК МУЗЕЯ
Человечек поклонился и сказал: «Что желает ндугу?»
Я рассказал, что привело меня сюда.
Мой собеседник понимающе кивнул.
Из-за плотно закрытой двери доносился неясный гул. Так гудят пустые, наглухо заколоченные дома.
— Сохранилось ли что-нибудь в часовне?
Я говорил о 1874 годе.
— Нет. Идемте, я покажу вам музей.
Мы подошли к одному из домов и вступили в его полутемные комнаты.
Щиты, обтянутые шкурами зебр, стрелы с плоскими железными наконечниками, глиняные сосуды, изготовленные руками гончаров на берегах Таньганьики. И цепи… Черными гирляндами висели они вдоль стен…
Рабство. Казалось, музейные полки хранят память только о нем. Они говорили об этом то шепотом — серый лист из памятной книги торговца с колонками цифр, погибшие и доставленные к побережью рабы, то криком — колода, на которой рубили руки и головы. Железное клеймо и походный переносной горн…
