Кумаонские людоеды. Леопард из Рудрапраяга - Джим Корбетт
Спутники мои уже скрылись из виду, но все еще раздавались их голоса, когда послышался шум приближавшегося через листву тяжелого зверя; в то же мгновение закричала обезьяна, сидевшая на дереве по ту сторону зарослей ежевики. Прошла одна напряженная минута, за ней вторая, третья — вдруг с гребня скалы бросился вниз с истерическим криком каркер. Тигрица, следовательно, не собиралась вернуться к трупу, она пошла за Ибботсоном.
Меня охватило лихорадочное беспокойство, так как стало ясно, что тигрица бросила добычу и пошла искать новую жертву. Перед нашим расставанием Ибботсон обещал мне принимать все меры предосторожности; услыхав крик каркера, он, естественно, должен был предположить, что тигрица бродит где-либо вблизи от трупа своей жертвы. И если бы Ибботсон ослабил внимание, тигрица имела бы шансы на успех. Прошло десять томительных минут, а потом я услыхал, как по направлению к Таку закричал другой каркер. Тигрица все еще шла за ними, но там местность была более открытой и опасность ее нападения на людей стала меньшей. Все же для Ибботсона опасность далеко не миновала, так как его отделяли от лагеря две мили густых джунглей. И если бы он и его спутники в ожидании моего выстрела задержались в Таке до темноты — а я этого опасался, и это произошло на самом деле, — то они подверглись бы еще большему риску. Ибботсон, к счастью, понял опасность и велел своим спутникам держаться близко друг к другу. Тигрица шла за людьми всю дорогу, на что указали ее следы, но все кончилось благополучно.
Крики каркера и замбара позволили мне следить за передвижениями тигрицы. Через час после захода солнца она спустилась в долину в двух милях от меня. В распоряжении тигрицы была целая ночь, и, хотя вероятность ее возвращения к трупу была ничтожна, я решил все же подождать. Закутавшись в одеяло (ночь была страшно холодной), я постарался принять наиболее удобную позу: мне предстояло провести в неподвижности долгие часы.
Расположившись в махане в четыре часа дня, в десять часов вечера я услыхал, как по склону горы ко мне приближаются два зверя. Под деревьями было слишком темно, и я не мог их рассмотреть, но, когда они совсем приблизились к трупу, я понял что это дикобразы. Постукивая иглами и издавая столь характерное для дикобразов ворчание, они приблизились к трупу, обошли его несколько раз кругом и ушли восвояси. Часом позже, когда уже взошла луна, я услыхал шаги какого-то зверя в лежащей ниже долине. Он шел с востока на запад, когда же тянувшийся вниз по горе ветер донес к нему запах трупа, он остановился, потом стал осторожно подыматься по склону. Пройдя некоторое расстояние, зверь с шумом потянул воздух. Я понял, что это был медведь. Запах крови привлекал его, но к этому запаху примешивался и другой, неприятный — запах человека. Не желая рисковать, медведь приближался к трупу очень осмотрительно. Нос медведя — лучший подобного рода инструмент среди всех имеющихся у обитателей джунглей — еще в долине указал своему хозяину, что добыча принадлежала тигру. Факт этот сам по себе не испугал бы гималайского медведя — он ничего не боится и, как мне известно, иногда может прогнать тигра от добычи, — но в данном случае зверь был обеспокоен тем, что к запаху крови и тигра примешивался еще запах человека.
Выйдя на ровное место, медведь присел на задние лапы в нескольких ярдах от тела убитого и, убедившись, что в этом случае с ненавистным запахом человека не связана опасность, встал, повернул голову и издал протяжный рев, разнесшийся по всей долине. Я понял, что зверь зовет свою пару. Потом без колебаний медведь прямо направился к трупу и стал его обнюхивать. Я прицелился. Мне известен один случай, когда гималайский медведь ел человеческое мясо. Женщина, жавшая траву, упала с горы и разбилась; медведь нашел ее изувеченное тело, утащил и съел. Но тот медведь, в плечо которого я целился в эту ночь, избегал, по-видимому, человеческого мяса: осмотрев и обнюхав труп, он продолжал свой путь на запад. Когда шаги его в джунглях стихли, настала тишина, прерванная вскоре после восхода солнца приходом с нетерпением ожидаемого мною Ибботсона.
С Ибботсоном пришли брат и другие родственники покойного; они с подобающим уважением завернули останки в чистую белую одежду и, положив их на носилки из двух деревьев, связанных принесенной Ибботсоном веревкой, отправились к месту сожжения покойников на берегу реки Сарда с громким пением священного гимна индусов.
Я невероятно устал от четырнадцатичасового неподвижного сидения на холоде, но после горячего чая и завтрака, принесенного Ибботсоном, я не чувствовал каких-либо последствий своего долгого бодрствования.
Тигрица, следовавшая за Ибботсоном вечером 27-го числа до Чука, ночью перешла через реку Ладхия и углубилась в кустарниковые джунгли за нашим лагерем. По этим джунглям проходила тропа, которой регулярно пользовались жители долины Ладхия, пока людоед не поставил движение по ней под угрозу. 28-го числа два скорохода, несшие почту Ибботсона в Танаклур, задержались с выходом из лагеря и, чтобы наверстать время, пошли или, вернее, собирались пойти напрямик через кустарниковые заросли. К счастью, шедший впереди человек был настороже и заметил проползшую через кусты и залегшую у тропы тигрицу.
Ибботсон и я только что вернулись из Така; в это время скороходы прибежали в лагерь. Схватив ружья, мы поспешили обследовать место происшествия. Мы нашли отпечатки лап тигрицы на месте, где она сошла с тропы и проследовала на небольшом расстоянии за людьми, но они не видели ее, хотя в одном месте среди очень густых кустов заметили какое-то движение и слышали, как уходил какой-то зверь.
Утром 29-го числа пришли люди из Така и сказали, что предыдущей ночью один из их бычков не вернулся в загон, а при поисках на месте, где его видели в последний раз, нашли немного крови. В два часа пополудни Ибботсон и я пришли на это место, и первый взгляд на землю убедил нас, что бычок был убит и унесен тигром. Позавтракав второпях, Ибботсон и я в сопровождении двух людей,
