В. Васильев - Два года в тундре
До лагеря Меньшиков ехал с Укукаем. Здесь переменили полозья и заново перевязали всю нарту. С этого времени туземцы опять стали недоверчивы и без всяких разговоров лишили работников отряда права самостоятельного управления оленями.
Переходить реки становилось труднее с каждым днем. Уменьшились заморозки. Короче становились ночи. Солнце все сильней пригревало днем, быстро растапливая снег. Маленькие горные реки вздулись, вода выступила на лед.
В лесах по реке встречались ловушки на мелких зверей и птиц, поставленные кочующими здесь ламутами.
Через несколько дней пути в лагерь приехали два чуванца — Риккеу и Каттак. Риккеу был невзрачен на вид, но весел и жизнерадостен. Он немного понимал по-русски и работал батраком со стариком-отцом, женой и двумя детьми у оленного чуванца Рольтыргина.
Каттак кочевал самостоятельно со своими тремя братьями. На съезде советов он был выбран членом райисполкома. Невысокого роста, с правильными, несколько женственными чертами лица, с длинными, аккуратно заплетенными над ушами косами, он был типичным представителем немногочисленного племени чуванцев. Несмотря на свою молодость, он был популярен среди туземцев и пользовался среди них большим авторитетом. Каттак неоднократно выступал на съезде, и всегда его речь встречала одобрение делегатов.
Оба прибывшие были членами колхоза. Отряд приветствовал их присоединение к себе, так как увеличение числа людей облегчало поимку оленей и ускоряло сборы лагеря. На ночевке разговорились о колхозе. Оказалось, что колхозники пасли важенок с телятами недалеко от главного своего лагеря на реке Ренгвеем. Колхозники готовились к летней кочевке в горах, куда угоняли оленей от мошки, комара и овода. Здесь обычно дули сильные ветры, которые и разгоняли насекомых. С табунами шли самые опытные пастухи, хорошо знавшие горные районы, пастбища, речки и озера. Все чуванцы носили двойное имя: чуванское и русское.
— Мури (я) — Петрушка, — говорил Риккеу, тыча себя пальцем в грудь. — Каттак — Семен, — и указательный палец Риккеу останавливался на его товарище.
Вдали, на пригорке, на берегу озера чуть виднелись шесть яранг. Вся широкая долина была усеяна озерами. У берегов появилась вода. В долине снег сохранялся только пятнами, так что чуванцы предпочитали ехать по озерам. Усталые олени, скользя по льду, бежали рысью. Яранги приближались. Это был чуванский колхоз имени товарища Сталина. На берег выехали шагах в пятидесяти от яранг. Все население вышло встречать караван.
Мужчины, женщины, старики и молодежь окружили нарты. Со всех сторон неслись приветствия:
— Этти!
Поздоровались и всей гурьбой отправились в ярангу председателя колхоза, очуванившегося ламута — Ивана. Породнившись с чуванцами, он полностью вошел в их быт. Небольшая яранга едва вместила всех приехавших. Сели в открытом пологу, вокруг стариков. Старшинство здесь соблюдалось чрезвычайно строго.
Некоторых чуванцев отряд знал уже по Еропольской ярмарке, что, конечно, оживило беседу. Предупреждая любезность хозяев, приезжие угощали всех папиросами, галетами и сахаром. Как только все расселись, хозяйка, вымыв посуду, вытерла ее тонкими древесными стружками и налила чай. Горячее мясо подали на эмалированном большом блюде.
Женщины принимали участие в разговоре наравне с мужчинами. В яранге чувствовалось истинное радушие и гостеприимство. Весть о прибытии отряда быстро распространялась по тундре, обгоняя караван. Приехал чуванец Куччевин, заместитель председателя райисполкома. Он только вчера возвратился из Ново-Мариинска, где был делегатом на окружном съезде советов. Высокий, ловкий, с подстриженными вокруг головы волосами и с большим чубом на макушке, он был похож на индейца. На приветствие Меньшикова он ответил по-русски. Окружающие потеснились, и Куччевин занял место рядом с приезжими.
За время пребывания на районном съезде в Ново-Мариинске Куччевин усвоил много русских слов и, говоря с Меньшиковым, подбирал отдельные фразы, вставляя между ними чукотские выражения.
Работники экспедиции отдохнули с дороги и принялись за устройство лагеря. Разбили палатки, рассортировали грузы и договорились с колхозом о продаже оленей. Здесь отряд простоял три дня. Снег быстро таял, и в реках сильно убывала вода. Чуванцы с трудом пробирались через забереги озера на лед удить гольцов и налимов. Проснулись евражки и, став на задние лапы, посвистывали у своих нор. Иногда они перебегали между холмами через пятна снега, за что обычно расплачивались преследованием собак. Два орла часто парили в воздухе. В бинокль хорошо было видно их гнездо над обрывистой скалой. Иногда птицы камнем бросались вниз, и неосторожные мелкие зверьки попадали в их лапы; орлы вместе с добычей поднимались в воздух и летели к гнезду. То и дело слышались крики куропаток. Птицы переменили окраску, став из белых серыми, — их трудно было рассмотреть среди бурой травы; самцы, однако, остались совсем белыми, с блестящими черными головой и шеей. Брачный наряд бедных птиц служил для охотников прекрасной мишенью как в траве, так и на снегу.
Меньшиков получил обещание от правления колхоза на передачу ему пастухов и проводников. Летом чуванцы либо оставались в лагере, либо уходили на реку ловить рыбу. Для отряда были выделены четыре человека. Старшим был назначен Кеукай, спокойный, молчаливый, рассудительный чуванец средних лет. Его помощниками были Риккеу, Этилин и Тото.
После распределения грузов по нартам отряд отбил своих оленей от общего стада колхоза. Его председатель и старики не раз говорили о трудностях кочевки и убеждали отряд остаться на лето в колхозе, с тем, чтобы начать работу, когда выпадет снег. Меньшиков объяснил им, что лето является самым лучшим временем для работы геологов. Чуванцы возражали, указывая на то, что олень летом линяет, становится более чувствительным к укусам мошки и может совсем отказаться работать. Так как отряд имел семьдесят оленей, то появилось опасение, что без важенок нельзя будет удержать стадо.
Через несколько дней отряд распрощался с гостеприимными хозяевами и со всем имуществом направился вверх по долине. Через передал вышли к реке Умкувэем (Медвежьей). Путь пролегал по широким террасам реки. Горы наступали со всех сторон, их вершины становились выше и круче. Все время шел мокрый снег, а 14 июня разразилась настоящая пурга, но уже на другой день появилось солнце. Вскрылись реки и ручьи, с глухим шумом сорвалась лавина мокрого снега и камней и, стремительно падая по склону, вырывала кусты кедровника. Уже к вечеру вся тундра зазеленела. Там, где еще вчера лежали пятна снега, сегодня показались цветы рододендрона и, словно ландыши, распустился белый вереск. Тюльпаны крупными фиолетовыми колокольчиками осыпали сухие бугорки и ютились в трещинах скал. Карликовые березки и ивы покрылись листьями, и олени ловко объедали их, оставляя голые ветки. В пойме рек распустились душистый тополь и кореянка. Зацвела альпийская красная смородина. На старых гарях из-под снега появилась прошлогодняя брусника.
