Николай Сладков - Преданный волк
Сознавая, что делаю подлость, что предаю — да, да, предаю! — я привел волчонка в зоопарк. Утром пусто еще, волчонок вольно бегает по песчаным дорожкам, и все принимают его за овчарку. Он не чует беды, он все так же верит мне несокрушимо. Я с ним — и жизнь его хороша. Ему не представить, что я сейчас воткну-таки клыки в его беззащитное горло…
А я медлю, трусливо юлю, цепляюсь за соломинки оправданий. Но знаю уже, что предам.
Я сам заманил его в клетку, сунул под нос миску с мясом, чтобы отвлечь, и трусливо сбежал.
Я знал, что будет дальше. Вот он оторвется от мяса, поднимет глаза, ища меня… Кинется в дверь — но дверь не поддается. Бросится на решетку, но решетка отбросит его назад. Замечется по клетке в страшной тревоге — тревоге не за себя, за меня! Куда я исчез, не случилось ли что со мной?
Все дрожало у меня внутри: никакое предательство не проходит даром. Зоопарковские зеваки сперва отшатнутся от клетки, а потом станут строить догадки. «Дикий! Не нравится небось за решеткой? Это тебе, злодей, не барашков в горах драть. Ишь прутья грызет, попадись только такому…»
Я предал волка. Предал того, кто никогда бы не предал меня. И если меня хоть что-то чуточку извиняет, так только то, что я сам себе в этом признался и больше не искал оправданий.
Как преступник, которого тянет на место преступления, я дней через десять снова пришел в зоопарк.
Не на прощение я надеялся — надеялся хотя бы на легкое утешение. Вдруг я сам про себя все это придумал, а волк в клетке весел и счастлив, лопает досыта, возится с чурбаком и виляет хвостом на шутки зрителей. Я только взгляну, не покажусь. И сразу Уйду.
У клетки волка толпились люди, кто-то совал в клетку прутик. Я заглянул через головы. Волк лежал у стены, уткнув голову в лапы. Ни на что не обращал он внимания, хоть и не спал. Все оказалось куда хуже, чем я мог представить. Ему было плохо, очень плохо. Поверх людей он посмотрел на горы: там мы недавно бродили. Беззаботная стая: волк, лошадь и человек…
И вдруг глаза наши встретились. Глаза волка дрогнули, округлились, он вскочил и кинулся на решетку. Зрители отшатнулись.
Я не выдержал, продрался вперед и просунул в решетку руку. Тут бы и вонзить в предателя карающие клыки! А волк прижался к руке шершавой мордой и замер. Мы снова вдвоем. И волчья морда трется о руку, стиснувшую железный прут решетки.
Сторожиха закричала, что нельзя совать руку в клетку к хищнику. Я разжал прут и пошел прочь. Затылком, спиной, плечами я чувствовал, как заметался волк в клетке. Потом он завыл. Да, лучше бы я его застрелил…
Через год я снова оказался в тех же местах и снова пошел в зоопарк. И теперь я еще надеялся, что все обошлось, что волк все забыл и привык к неволе.
Клетка волка была пуста. Может, переселили его? Нет, сказала сторожиха, подох. Горные волки у вас не живут долго. Чума какая-то на них нападает.
Наверное, так и есть — чума. Живут же равнинные волки в клетках! Живут… Вперед-назад, вперед-назад вдоль ржавой решетки. И никогда не посмотрят в глаза. Все мимо людей, сквозь людей, куда-то далеко-далеко…
Я твердо прошел мимо затаившегося лисенка: как бы ни сложилась его дикая судьба, она всегда будет лучше той, которая его ждет в неволе.
