Иван Басаргин - Чёрный Дьявол
Но ошибся Кузьма. Козин каторгу миновал. Через несколько дней пришли в Ольгу охотники из Божьего Поля. Пришли и встали около уездной конторы.
— Чего пожаловали? — спросил их пристав.
— Отпустите Козина, или мы будем стрелять.
— Бунтовать?
— Нет, просто пришли за правдой, чтобы не затоптали ее начисто, — сказал Ломакин. — Кто убил Калину, мы еще не знаем, это должны были вы узнать. Вот мы все, как один, думаем, что его убил Безродный. Почему вы не хотите расследовать это дело? — твердо требовал ответа старшина.
— Большевик!
— Нет, ваше благородие, не большевик я — просто честный человек. Козина вы избили, бросили в каталажку, отпустите — или мы…
— Что вы?
— Будем стрелять.
Баулин и все уездное начальство перетрусило. Боялись, что к охотникам из Божьего Поля примкнут охотники из Ольги, Пермского, Арзамасовки — все, кто был в ту пору в Ольге. Пристав подумал и сдался:
— Хорошо, мы отпустим вашего Козина, но чтобы у меня без шума.
— Отпускайте и немедленно начинайте расследование.
— Ладно, найду время, приеду с казаками к вам, и начнем искать преступника.
Это уже была победа. И победа не маленькая. Переселенцы как-то враз расправили спины, смелее стали смотреть в глаза приставу и казакам. Поняли, что если враз, если все, если дружно, то и сам черт не страшен.
Пока Федор был в Ольге, Безродный за долги описал все имущество Козиных: скот и коня увел на свое подворье. Козины остались голым-голешеньки. Горько плакала Марфа:
— Дурак, на кого пошел доносить? На Безродного? Теперь пропадем с голоду!
Пусто стало на дворе Козиных, будто они собрались куда-то уезжать, распродали все и ждут оказии.
Поднялась было деревня в защиту Козиных, но здесь право было на стороне купца. Козины должны — пусть расплачиваются за долги. Безродный не желает ждать.
— Хватит, — гремел он. — Я был ко всем покладист, добр, а что за это получил? Наговаривают на меня, а я терпи. Безродный терпелив не вечно.
Приезжал следователь, пристав, казаки, следов убийцы не нашли, за то казаки целую неделю проторчали в деревне, объедали и обпивали сельчан.
Замерла и затихла деревня. Затаился и Безродный. Пристав охранял его покой.
4
Зеленым морем дыбилась тайга. Жарко полыхало солнце, зной и томление. У всех забот — полон рот: не успели отсеяться, как подошла пора полоть хлеба и овощи, а там и окучка картошки. Работали с восхода до заката солнца. Некогда было за детьми присмотреть. А они играли на берегу речки, рылись в дорожной пыли.
В один из таких страдных дней трехлетняя Ирка Розова и Гурина Галька, той сравнялось уже пять, пекли на песке песчаные шаньги. Угощали друг друга. Заигрались, не заметили красного волка, который выскочил из-за кустов, схватил Ирку за холщовое платье и понес через реку в тайгу.
— Волк. Волк. Унес Ирку! — подняла крик Галька, прибежав в деревню.
К счастью, большинство мужиков были дома. Выскочил с берданой Гурин, за ним Козин, сбежались другие; прыгнули в телегу, бросились в погоню. У сопок преследователи разбежались. С Розовым рядом оказался Федор. Они первыми взбежали на крутую сопку и услышали рычание. А потом тишину разорвал крик:
— Мама-а-а-а-а-а!
Розов метнулся на крик и увидел бегущую к нему дочку. Схватил на руки, начал шарить по телу — искал раны. Но тут же отпустил девочку, увидел на склоне сопки зверя. Сорвал затвор с предохранителя и вскинул бердану. Крикнул:
— Черный Дьявол!
Федька помешал — отвел ствол в сторону.
— Погоди, тут кто-то хрипит. Кого-то Дьявол задавил.
В кустах они увидели издыхающего волка.
— Дьявол его придушил, — сказал Федор и выстрелил вверх.
Сошлись охотники. Розов заорал на Козина:
— Вот этот дурак не дал убить Дьявола!
— За что ты хотел его убить? За то, что он спас твою дочь?! — спросил Гурин.
— Точно. Убить. Сколько он нам хлопот доставил!
И снова пошли разговоры:
— Пришел к нам Черный Дьявол. Год не было. Где-то жил?
— Не забулгачил бы опять. Не привел бы в зиму волков.
— Сложна душа собачья: то волков водил, то давит их, ребенка спас.
— Мужицкая сложнее. Розов за грош продался Безродному, сподличал. Безродный хапает что можно… — говорил Ломакин.
5
В ночь Безродный ушел на солонцы за изюбром. С вечера звери не пришли, он в полночь возвращался домой. Увидел табун около овсов Гурина — пастух спал где-то в шалаше, — взял да и загнал его в овсы.
С пантовки из тайги возвращался Ломакин и все видел. Утром с понятыми он пошел на Гуринские овсы. Все было смято и потравлено. Ломакин ударил в колокол, что висел на столбе сходного места, собрал народ. Там все и рассказал. На сход вызвали Безродного и Розова. Первым заговорил Ломакин:
— Ну, вот что, паря, хватит. Безродный потравил нароком овес, Розов стравил волкам Гуринских овец.
— С чего ты такое взял? — вскипел Розов.
— А с того, что на твоем огороде работник окучивал картошку и нашел обгоревший ичиг с пришитыми к нему лапами. Твоя работа. Все. Говорить нам много нечего, так и порешим: сегодня же Розов гонит в Гуринский двор овец. Безродный платит ему за потраву. Цена потраве двести рублей серебром. Голосуем, други.
Безродный рванулся, чтобы выйти из круга людей, но его придержали, не дали уйти. И все это молча, без крика. Лишь глаза выдавали то, что накипело в людях.
— Так, господин Безродный, платишь ли ты за потраву? — тихо спросил старшина Ломакин.
Безродный сквозь зубы выдавил:
— Плачу.
— Тогда деньги на кон. Не вздумай юлить. В нашей деревне живешь.
Безродный шел со схода, сжимая кулаки. Будь его сила, он тут же пристукнул бы Гурина, Федьку бы повесил за ноги на сук, пусть бы посушился день-другой. Сколько они ему крови перепортили, и все приходится терпеть. А что делать? Калину убил — от пристава получил нагоняй. «Хватит! — орал пристав. — Ты знаешь, ежели бы высшее начальство прознало про это убийство — беда. Сорок человек пришло с оружием. Да ты думаешь своей башкой, что это и как? Народ бурлит. Если еще тронешь кого — каторга».
И решил Безродный: надо затихать на время, чуть дать слабинку. На панты повысить цены, сбросить цены на товары.
Дома он места не мог найти себе. Постоянно придирался к Груне.
Не выдержала она, сказала:
— Знаешь Степан, невмоготу мне жить с тобой. Противен ты мне! Не могу я больше выносить всего. Ох, как ты мне противен!
— Убью! На куски разорву!
— Да ведь я того и жду. Убей или разорви. Людям противна, себе противна. Жить больше не могу.
