Мария Семенова - Родная душа: Рассказы о собаках
Я сам тогда ещё ходил плоховато, так что совместные прогулки служили «лечебной физкультурой» нам обоим. И вот однажды, заводя, а вернее, наполовину занося Ханыча в подъезд, я по неловкости прищемил ему заднюю лапу. Беспомощно волочившийся палец с когтем угодил под железную дверь… и мой пёс взвизгнул от боли. Для меня этот жалобный визг прозвучал музыкой, ведь он говорил, что к парализованным лапам стала возвращаться чувствительность. Значит, есть надежда снова заставить их двигаться! Благо я знал на собственном опыте, как это происходит.
И я взялся за дело! Перво-наперво я потащил Ханыча плавать. Собаки все от природы умеют плавать, даже те, которые об этом и не догадываются. У меня тогда был автомобиль «Нива», позволявший выезжать на Финский залив и добираться через пески прямо к воде. Я всё на том же длинном вафельном полотенце затаскивал Ханыча в воду и вынуждал плыть, он грёб передними лапами, а я то страховал его, то подныривал снизу — посмотреть, что там у него делается с задними, не начали ли шевелиться. Стелил ему ипликатор Кузнецова на голые камни, чтобы воздействовать на нервные окончания… Народ на пляже над нами украдкой посмеивался: собрались, мол, два инвалида, хозяин еле ноги переставляет — и кобель у него такой же. А потом я сделал вот что. Привёз однажды с собой детскую надувную лодочку, посадил в неё Ханыча, отбуксировал на глубину и… вытащил пробку. Лодочка сдулась, ротвейлер, привыкший к моей постоянной поддержке, неожиданно оказался в воде. И без полотенца под брюхом. Глаза у него натурально полезли на лоб, он принялся судорожно грести в сторону берега…
Вот тут у него и дёрнулась впервые задняя лапа.
Помню, как он плыл к берегу, тараща глаза и отчаянно скуля. Не от страха, он вообще по жизни ничего не боялся, просто, как видно, пробуждавшиеся нервы причиняли ему очень серьёзную боль. Полноценно выйти на берег он, конечно, не смог, выполз на передних, но задние уже шевелились, пытались поддерживать тело, и это было отчётливо видно. Победа!
У меня сразу прибавилось энтузиазма. Гуляя с ним, я начал понемногу ослаблять полотенце, чтобы задние лапы понемногу принимали нагрузку. Дело шло на лад, а когда мне стало казаться, что полотенце вот-вот можно будет вовсе убрать, произошло следующее.
Я в очередной раз отправился с Ханычем на пляж и по дороге остановился купить сигарет. Припарковал «Ниву», выгрузил пса наружу и отправился к ларьку, накинув поводок на фаркоп. «Пусть, — думаю, — хоть полежит инвалид, воздухом подышит…» Стояночный тормоз при этом я включить поленился: место было ровное, да и вышел я всего на минутку. Только-только встал в очередь, и тут народ кругом как-то странно заволновался, начал пальцами указывать куда-то назад… Оборачиваюсь — мама дорогая! — мой калека плетётся ко мне, да не просто идёт, а ещё и «Ниву» за собой буксирует. Горбится, пыхтит от усердия — и тащит автомобиль!
А ведь «Нива», если кто не знает, в снаряжённом состоянии весит без малого полторы тонны.
С того момента я не только выбросил полотенце, но и приступил с Ханычем к серьёзной физической подготовке. Задние ноги у него хотя и ожили, но походка оставалась, что называется, дебильной — спина горбом. Да как ей не горбиться, если всю работу делали передние лапы, а задние вместо какого следует толчка просто переступали, подламываясь и вихляя? Начали мы с Ханычем таскать старое автомобильное колесо.
— Совсем собачку замучил, — попрекали меня доброжелатели, которые в таких случаях всегда как из воздуха материализуются. — Вон он у тебя аж сгорбился, нормально идти не может, уже надорвался, наверное!
Я сначала им объяснял, что не осанка такая из-за тяжёлой работы, а, наоборот, упражнения служат для её исправления… потом стал думать, как решить эту проблему. И придумал. Успела наступить зима, и я начал надевать Ханычу на передние лапы полиэтиленовые пакеты. Зачем? А чтобы лапы скользили. Тогда ему ничего другого не оставалось, кроме как всё больше пускать в ход задние. И это подействовало… А может, у него и без моих ухищрений начали как следует восстанавливаться пострадавшие нервные соединения? Наверняка сказать невозможно, я просто делал всё, что, на мой взгляд, было способно хоть как-то помочь. Некоторые мышцы у него так и остались атрофированными, зато другие их скомпенсировали, да как! По-видимому, в подобных случаях организм входит в особый режим, с лихвой возмещая всё отнятое болезнью. Это называется гипервосстановлением. Любители спорта ещё не забыли «чёрную газель» Вилму Рудольф, олимпийскую чемпионку по бегу, которая в детстве не могла ходить из-за паралича ног. Вот и мой Ханыч в итоге не только сравнялся по физическим данным с нормальными представителями своей породы, но и стал превосходить очень многих. Ростом он на несколько сантиметров зашкаливал за верхний предел, положенный ротвейлерам по стандарту, и к тому же обладал исключительно мощным костяком. Объём груди, например, у него был более метра. Добавьте огромную мышечную массу, наработанную нашими тренировками… Однажды, когда он стал уже совсем взрослым, матёрым кобелём, я поставил его на весы в аэропорту «Пулково». Получилось больше девяноста килограммов… Это при том, что жир на нём совершенно не держался — так уж работал после болезни его повреждённый антибиотиками кишечник.
И вот тогда-то, когда он вернулся практически с того света не благодаря усилиям врачей, а вопреки их приговору, — на нашем пути и начали запоздало попадаться ветеринарные светила. Вплоть до профессора из Ветакадемии, который натурально выкручивал мне руки, допытываясь подробностей применявшейся к Ханычу «терапии». «Где ж вы все раньше-то были…» — думал я и… добросовестно рассказывал, что и как делалось. И, между прочим, не зря. Опыт, приобретённый тогда, впоследствии помог сохранить ещё не одну собачью жизнь.
На всякий случай я посетил с Ханычем и ту самую первую ветеринарку, где ему поставили диагноз.
— Чепуха, — сказали мне. — Это другая собака. Тот кобель не мог выжить… Идите отсюда и не мешайте людям работать!
СПАСЕНИЕ НА ВОДАХ
В ту же зиму Ханыч спас мне жизнь.
Нет, ему не пришлось защищать меня от бандита, реальные схватки с преступниками были у него пока впереди. Он вытащил меня из полыньи. Самое смешное, что произошло это не где-нибудь на далёком ладожском льду, а непосредственно в черте города, между улицами Десантников и Тамбасова, где в неглубоком овраге протекает речка Ивановка. В ней-то я и собрался вполне реально погибнуть.
На другом берегу размещалась собачья площадка, там я занимался с Ханычем послушанием. После урока мы отправились на прогулку, и я даже не очень заметил, как оказался на льду, — стоял морозный февраль, всё занесло снегом, поди разбери, который сугроб на твёрдой земле, а который уже нет. Ну а лёд, как часто бывает на городских речках, оказался непрочным. Всё произошло очень быстро. Ханыч, которому должен был скоро исполниться год, тогда ещё не набрал полного веса, и там, где он спокойно пробежал, — я провалился.
