Валентин Иванов - Желтый металл. Девять этюдов
Конечно же, Магомет согласен, дядя Сулейман судит верно: Магомет приехал не праздновать, они еще увидятся.
— А как ты счастлив с женой? Как ее здоровье? — спросил Сулейман, значительно глядя на гостя.
— Благодарю, благодарю тебя. Мы ждем ребенка.
Сулейман встал и обнял племянника:
— Я рад за тебя. Прими пожелание, чтобы родился сын.
Сулейман видел Римму, когда она еще не была женой Абакарова. Красивая женщина — она не понравилась ему, как возможная жена родственника. Такая годится лишь для игры. Теперь, когда будут дети… Ребенок приносит матери разум.
Время бежало. Поезд «Сталинабад — Ташкент» катил уже где-то между Джайраном и Нишаном, приближаясь к К. Если Абакаров не сумеет уехать с ним, он потеряет сутки. На скорый «Сталинабад — Москва» билеты бывают редко.
— Я дам тебе записку к человеку…
Сулейман писал.
— И я расскажу тебе, как его найти. Запиши, чтобы не ошибиться. И еще: тебе придется пробыть в Б. несколько дней, вероятно. Будь осторожен и остановись в гостинице.
На указания ушло еще минут десять. Наконец мужчины обнялись.
— Я благодарю тебя, благодарю, Сулейман!
— К чему благодарить? Что я сделал для тебя? Я даже не смог тебя принять.
Магомет хотел сунуть в открытый ящик рабочего стола маленький, приготовленный заранее мешочек.
— Что это?! — цепкие пальцы Сулеймана поймали запястье Абакарова.
— Это тебе, дядя.
— Ты оскорбляешь меня! — возмутился Сулейман. — Не забывайся: я старший. Возьми! Возьми обратно! — приказал часовщик.
— Я умоляю тебя!
— Нет. Ты незаслуженно обижаешь друга. Чтобы Сулейман взял у родной крови вознаграждение за услугу? Позор!
— Молю тебя: прими мой подарок для дочери.
— Подарки так не делают.
Уходили считанные минуты. Сулейман положил мешочек в карман Магомета, который не посмел сопротивляться, и почти вытолкнул его наружу:
— Спеши. Да благословит тебя бог!
…В вагоне Абакаров решил: из этого золота он закажет хорошему ювелиру и другу Леону Томбадзе браслеты, кольца, брошь и часы для дочери Сулеймана. Он пошлет эти вещи дяде, который дал ему такой хороший урок приличия.
Все же чувство большой неловкости оставалось и мешало. Будто Магомет вышел на улицу обнаженным и все его увидели.
Как грубо все вышло! Будто бы его ничему не учили. Нехорошо! Магомет Абакаров поеживался, и его безобразное лицо искажалось. Нехорошо!..
Он не думал, что «нехорошо» началось с прифронтовой полосы, когда он взял ценности. Он их не отнимал и не крал. Они, как он считал, никому не принадлежали. Не думал, что «нехорошо» продолжалось с каждой недолитой кружкой пива, меркой водки. Все казалось в порядке вещей. Абакаров не умел копаться в своей душе. Ему было нехорошо и только.
2
«Человека» звали Хусейном, Хуссайном, Гуссайном или Гусейном — это зависит от произношения. Был он большого роста, очень тяжелый, рыхлый и, видимо, физически несильный.
Хусейн пришел на свидание вечером, при заходе солнца. Магомет говорил по телефону, который дал ему Сулейман, и человек тут же, не задумываясь, назначил приехавшему место встречи: недалеко от гостиницы, в саду, около большого пустого водоема — хауза.
Сулейман описал внешность, и Магомет узнал Хусейна издали. Человек был одет очень чисто, в белое, с черной тюбетейкой на темени.
Взяв записку, Хусейн сел. Он читал отдуваясь. Губы на широком лице были толстые, глаза маленькие, щеки отвисшие.
Хусейн прочел, сказал:
— Хорошо, на третий день жди меня здесь и в это же время.
Он кивнул и ушел. Абакаров поглядел на широкую спину с валиком затылка на воротнике шелкового пиджака. На белоснежных брюках виднелись серые полосы. Скамья была пыльная: весь город был в мелкой тонкой пыли.
Трое суток Магомет Абакаров скучал в удивительном и странном городе, заключенном в пробитые земляные стены. Во многие проломы люди проходили и проезжали. А рядом были почти целые куски с башнями, подточенными снизу. И стены, и земля, и глубокая пыль — здесь все сухое, как порох.
Минарет смерти, или Большой минарет, казался очень высоким — это около базара, между двумя большими мечетями. В этом городе и около города было много мечетей, много старинных построек и совсем целая крепость внутри города.
Сама городская гостиница была прежде мусульманским духовным училищем — медресе. С трех сторон глухие, почти без окон, шероховатые стены без штукатурки. Тоже крепость. С четвертой — портал, и на нем полуосыпавшаяся цветная мозаика. Среди узоров вырисовывалось что-то, напоминавшее фазана или павлина.
Внутри длинный прямоугольник двора, мощенный каменной плиткой. Два этажа, которые можно увидеть лишь со двора, двери, несколько десятков дверей, в два ряда: нижний — прямо во двор, верхний — на узкую галерею.
Абакарова поместили в номере второго этажа, с крутым сводом вместо потолка и с двумя окошками. Одно, бойница, — на уровне пола, до другого не достать рукой. В старину это помещение служило худжрой — кельей для учеников медресе или для наставника. Дверной проем имел традиционную для арабского архитектурного ордера форму — стилизованный абрис человеческой фигуры.
Скучая, Абакаров по узенькой винтовой лестнице с выщербленными ступеньками, согнувшись, протискивался на крышу.
Из плоской крыши, покрытой облупившейся штукатуркой, как острые яйца колоссальных страусов, высовывались своды комнат. Опираясь или присев на одно из этих странных возвышений, Абакаров смотрел на удивительный город, где было много таких же крыш, длинных цилиндров минаретов с круглыми шапками, порталов мечетей. Он проводил утро на крыше гостиницы, пока его не прогоняло раскаленное, палящее солнце. Абакаров тосковал.
Он не знал, что «человек», как он продолжал мысленно называть Хусейна, покупателя золотого песка, послал условную телеграмму Сулейману и получил ответ, удостоверяющий личность его, Абакарова, и то, что с ним можно иметь дело.
На обмен телеграммами, на обдумывание Хусейн и назначил свои три дня. Может быть, эти дни были нужны и еще для какой-нибудь проверки.
Вероятно, совет Сулеймана остановиться в гостинице, — а в городе была лишь одна гостиница, — имел особый смысл, скрытый от Абакарова. Не наблюдал ли за продавцом золота чей-то глаз и не интересовались ли, как он проводит время? Об этом Абакаров не думал.
Хусейн был чрезвычайно осторожным человеком — из тех, кто стремится взвесить все возможности неудачи, все опасности рискованных операций. Например, и ту, что вводить к себе, в свой дом, продавца золота не следует. Попавшись, продавец опишет дом и внутренность дома. Приведет к дому. И если все совпадет, то для следователя и для суда в этом найдется доказательство, улика.
