Николай Сладков - Медовый дождь

— Живи пока, — буркнул Филин. — Жаль, что мне некогда… — И поспешил к Медведю.

— Ты ли, Филин! — обрадовался Медведь. — Не томи, что с друзьями случилось?

— Нет у тебя больше друзей! — говорит Филин. — Да и не было никогда!

— Как же так, а Сорока, а Ворон?

— Друг — когда просто друг. А эти…

— Понятно: беда в дверь, а друзья за дверь! Все двуличные, все ничтожные. Негодяи! А-а-а! У-у-у!

А Филин не успокаивает, Филин думает. И говорит:

— Сдаётся мне, что у вас, медведей, других друзей и быть-то не может. Не друзья вам нужны, а угодники. Уж больно вы, медведи, на похвалу слабы. «Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты!» Ты, Медведь, тоже Мышь. Только сильная…

Медведь заворчал сердито, скосил страшный глаз, стал кору когтями драть. Но Филин уже не смотрел на него. Филин опять думал.

«Верный друг познаётся в беде, — думал Филин. — Друг в ногах не валяется. Давным-давно это сказано, а вот поди ж ты…»

— Слушай, Медведь! — сказал Филин. — Скажу понятную тебе примету на друга: «Не тот друг, кто мёдом мажет, а тот, кто правду скажет». Понял?

— Ещё бы! — обрадовался Медведь. — Мёд, медок, медовуха… Слаще любой правды!

«Не понял, — сказал про себя Филин. И устало закрыл глаза. — Медведь…»

Лосёнок и Ворон.

— Ой, Ворон, Ворон, посмотри-ка скорей в лужу: что там за пугало отражается? Ну и ну! Ноги — жерди, уши — лопухи, а нос-то, нос — словно тыква! Вот так зверь! Как такого урода земля держит!

— А это, Лосёнок, тебя надо спросить. В луже-то, голубчик, ты отражаешься. Собственной персоной! От ушей до копыт!

Одуванчик и Дождь.

— Ура! Караул! Ура! Караул!

— Что с тобой, Одуванчик? Уж не заболел ли? Ишь жёлтый весь! Чего ты то «ура», то «караул» кричишь?

— Закричишь тут!.. Корни мои рады тебе, Дождю, радёшеньки, всё «ура» кричат, а цветок «караул» кричит — боится, что пыльцу испортишь. Вот я и растерялся — ура, караул, ура, караул!

— Э-э, Паук, да у тебя праздник! Вся паутина в росе. Иллюминация и фейерверк! Вот небось радости-то!

— Меняю всё это сверкание на одну муху! Третий день из-за этой иллюминации комаришки во рту не было. Паутина отсырела. Сети рвутся. Сам окоченел. Ещё день так попраздную — и готово: закрою все восемь своих глаз, все восемь ног протяну!

Колюшка и Уклейка.

— Ну и влипли мы с тобой в историю, Уклейка!

— Ох, и не говори! Прямо рыболову в ведёрко угодили. У меня от испуга даже спинка побледнела!

— А у меня от злости живот покраснел!

Куропатка и Клюква.

— Батюшки, вот так Клюква-ягода! Щёки-то, щёки какие! Красные, блестящие — так вся и сияет!

— Вот и сияю — мой черёд настал! Раньше только и слышно в лесу: ах, земляника, ох, черника, ух, малина! А теперь, осенью, я самая главная ягода. Я, Клюква болотная!

Сорока и Осень.

— Слыхала, Осень, что Лебедь, Рак и Щука сговорились тебя из леса прогнать? Пусть только нос сунет, хвалились, мы-де ей покажем, где раки зимуют!

— Э-э, Сорока, не первый год они мне грозят! Сговариваются, а как приду, так кто куда: Лебедь — в облака да на юг, Рак упятится в нору, а Щука спрячется в глубину. И до весны о них ни слуху ни духу!

Осоед и Змееед.

— Знаешь, Осоед, а ведь мы с тобой, брат, герои!

— Какие там, Змееед, герои — птицы как птицы!

— Ну не скажи! Все от змей да ос в кусты шарахаются, а мы с тобой уплетаем их за обе щёки и даже не вздрагиваем. Геройские мы, брат, с тобой едоки!

— Ты, Заяц, как спишь?

— Как положено — лёжа.

— А ты, Тетёрка, как?

— А я сидя.

— А ты, Цапля?

— А я стоя.

— Выходит, друзья, что я, Летучая мышь, ловчее всех вас сплю, удобнее всех отдыхаю!

— А как же ты, Летучая мышь, спишь-отдыхаешь?

— Да вниз головой…

Октябрь

Всё лето листья подставляли солнцу свои ладошки и щёчки, спинки и животики. И до того налились и пропитались солнцем, что к осени сами стали как солнышки — багряными и золотыми.

Налились, отяжелели — и потекли.

Полетели иволгами по ветру. Запрыгали белками по сучкам. Понеслись куницами по земле.

Зашумел в лесу золотой дождь.

Капля по листику щёлкнет — сорвётся лист. Синицы на ветке завозятся — брызнут листья по сторонам. Ветер вдруг налетит — закружится пёстрый смерч. А если тяжёлый косач с лёту вломится в ветви — хлынет сверкающий водопад.

По колено в листьях деревья стоят.

Ёлочки листьями украсились.

Папоротники под листьями пригрелись.

Грибы под листьями спрятались.

Листья шуршат, скребутся, лопочут. Листья летят, скачут, плывут. Листья качаются на паутинках. Листья вверху, внизу и вокруг.

Шумит золотой дождь.

Зима на носу, майку на шубу пора менять, босоножки — на валенки. Задумались звери: где шубу достать? А Лисица тут как тут:

— Ко мне, ко мне, желанные, торопитесь. У меня швейня «Семь шкур». На всех угожу!

Первым прискакал Заяц:

— Поторопись, Лиса, снег со дня на день того и гляди, а я в летней безрукавке. Зуб на зуб не попадёт, да не от холода, а от страха: хорош я буду в тёмном-то на белом снегу! Можешь ты мне раздобыть шубку защитную — беленькую, как снежок?

— Это мне что хвостом вильнуть! — отвечает Лиса. — Только вот мерку сниму, скачи ко мне ближе…

— Какую ещё мерку? — насторожился Заяц. — А ты на глазок.

— Без мерки не могу, — отвечает Лиса. — Глазам я не верю, мне надо пощупать. Кто следующий?

Белка на ёлке стрекочет:

— Мне, Лиса, сделай шубку на беличьем меху, тёплую, зимнюю. И хвостик чтоб попушистей, да на ушки кисточки не забудь, да на грудку белый передничек. Моя-то летняя рыжая пообносилась. Зябну…

— Фу-ты, ну-ты, франтиха какая! — проворковала Лиса. — Кисточки ей, хвостик, передничек… И кому на тебя в лесу-то смотреть? Ну да ладно, слезай с ёлки, мерку снимать буду.

— А без примерки разве нельзя? — испугалась Белка.

— Без примерки я только Ежу делаю: иголок натыкаю, и готово. Есть там ещё кто?

Из воды высунулась Выдра:

— Мне, Лиса, нужна шуба тёплая и непромокаемая, из водоотталкивающей шерсти. Я ведь и зимой в воде-сырости, мне в шубе и нырять и плавать!

— Могу и непромокаемую, — обещает Лиса. — Я всё могу! Вылезай на берег, мерку с тебя сниму.

— Только мерку снимешь?

— А что же ещё?

— Мне бы лучше без мерки… — упирается Выдра.