Джеймс Кервуд - Казан
Вода спала уже наполовину, когда Сломанному Зубу и его помощникам удалось наконец обнаружить течь. Ремонтные работы начались немедленно. Нужны были палки и ветки значительной величины, и за этим материалом бобрам приходилось волочить свои грузные тела ярдов десять — пятнадцать по мягкому мокрому илу. Страх перед клыками Казана их уже не останавливал. Инстинкт говорил им, что дело идет о спасении жизни. Если отверстие не будет заделано, они окажутся совсем на виду, и их неминуемо настигнут зубы врагов.
К вечеру Сломанный Зуб и его отважные строители, понеся немалые потери, все же заделали брешь в плотине, и вода опять начала прибывать.
А в полумиле вверх по ручью большая выдра разлеглась на бревне, греясь в последних лучах заходящего солнца. Завтра она опять подкрадется к плотине и снова примется за свою разрушительную работу. Для нее это было своего рода забавой.
Но судьба сжалилась наконец над Сломанным Зубом и над его насмерть перепуганными сородичами. На закате, бесшумно ступая, Казан и Серая Волчица шли по берегу и обнаружили лежащую на бревне сонную выдру.
Усталость после трудового дня, сытый желудок и теплые солнечные лучи совсем разморили выдру. Она была неподвижна, как то бревно, на котором разлеглась. Выдра была большая, седая и старая. Она прожила уже десять лет, доказав тем самым свое превосходство над хитростями человека. Тщетно пытались ловцы заманить ее в капкан. Коварные трапперы сооружали в ручьях узкие протоки, обкладывая их камнями и деревом. Но старая выдра всегда умела разгадать эти козни и обходила стальные зубы, которые поджидали у выхода из каждого такого протока. По следу, который она оставляла в иле, можно было судить о ее размерах. Некоторым трапперам посчастливилось даже увидеть ее. Если бы не ловкость и хитрость, мягкий мех этой выдры уже давно оказался бы в Париже, Лондоне или Берлине. И он был достоин украсить одеяние какой-нибудь принцессы, или герцога, или императора. Однако вот уже десять лет выдре удавалось уберегать свою шкуру от жадных человеческих рук.
Но сейчас было лето. Сейчас ни один траппер не стал бы охотиться на выдру, потому что ее летний мех не имеет никакой цены. Инстинкт предупредил выдру, что в это время года ей нечего бояться человека. И вот она лежала на бревне, забыв обо всем, наслаждаясь сном и теплом солнечных лучей.
Казан и Серая Волчица неслышно пробирались вдоль ручья, выслеживая своих пушистых врагов, которые вторглись в их исконные владения. Серая Волчица бежала бок о бок с Казаном. Ветер дул в их сторону, и вдруг он принес запах выдры. Для Казана и Серой Волчицы это был просто запах водяного животного — неприятный рыбий запах, — и они решили, что напали на след бобра. Продвигаясь вперед с большой осторожностью, Казан увидел спящую на бревне выдру и сделал предостерегающий знак Серой Волчице. Та остановилась, а Казан продолжал красться дальше. Выдра беспокойно зашевелилась. Уже темнело, золотые солнечные блики исчезли. Сова уже посылала из лесу свои первые приветствия ночи. Выдра глубоко вздохнула, ее усатая морда вздрогнула. Она не успела проснуться, когда Казан бросился на нее. В честной открытой схватке старая выдра еще могла бы постоять за себя, но теперь надежды для нее не было. Она умерла, так и не узнав, кто напал на нее. А Казан и Серая Волчица побежали дальше в поисках новых врагов, не ведая, что, убив выдру, они лишились единственного союзника, способного выгнать бобров из болота…
Жизнь для Казана и Серой Волчицы становилась все безрадостнее. С исчезновением выдры перевес сил оказался на стороне Сломанного Зуба и его колонии. С каждым днем вода все ближе подступала к бурелому. Вскоре только узкий перешеек соединял жилище Казана с внешним миром. Бобры работали в глубокой воде, и никто теперь не мог помешать им. Уровень воды становился все выше, и вот наступил день, когда она начала заливать оставшуюся полоску суши. В последний раз Казан и Серая Волчица вышли из своего жилища под буреломом и направились вверх по течению ручья. Этот ручей теперь приобрел для них совершенно особое значение: они принюхивались и прислушивались к нему с небывалые интересом. К этому интересу примешивалась и доля страха, потому что в повадках бобров что-то напоминало им поведение человека. И, когда ночью их тонкий волчий нюх обнаружил колонию бобров, ту самую, которую не так давно покинул Сломанный Зуб, Казан и Серая Волчица поспешно повернули к северу и вышли на равнину.
Вот так отважный Сломанный Зуб заставил уважать плоть, кровь и труд своих соплеменников.
21. ВЫСТРЕЛ НА ПЕСЧАНОЙ ОТМЕЛИ
Июль и август тысяча девятьсот одиннадцатого года были отмечены на Севере многочисленными пожарами. Болото, где находилось жилище Казана и Серой Волчицы, и близлежащая долина избежали опустошительного пламени. Но теперь, когда Казан и Серая Волчица снова отправились в странствия, они очень скоро ступили на почерневшую, опаленную землю. Не забыв унизительного поражения, которое ему нанесли бобры, выгнавшие его из собственного дома, Казан повел свою подругу на юг. Пройдя двадцать миль, они в первый раз наткнулись на выжженные участки леса. Ветер с Гудзонова залива пригнал на запад море огня, и пламя не оставило здесь ни следа жизни, ни единого клочка зелени. Серая Волчица не могла видеть, но чувствовала все это. Она вспомнила о том, другом пожаре, который произошел вскоре после битвы на Скале Солнца. И все ее удивительные инстинкты, еще более развитые и обостренные слепотой, говорили ей, что охота предстоит не на юге, а на севере. Однако собачья кровь Казана тянула на юг. Не потому, что его влекло к людям, — теперь человек для него был таким же смертельным врагом, как и для Серой Волчицы, — но инстинкт всегда заставляет собаку двигаться к югу. А волчий инстинкт перед лицом пожара звал на север.
К концу третьего дня желания Серой Волчицы пересилили волю Казана. Они пошли назад через маленькую долину между двумя грядами холмов и повернули на северо-запад, к Атабаске. Этот путь должен был привести их к истокам Макфарлейн-ривер.
Поздней осенью предыдущего года в Форт-Смит, что на Слейв-ривер, пришел один старатель с бутылкой, наполненной золотым песком и самородками. Золото было найдено на реке Макфарлейн. Почта тотчас доставила сведения об этом во внешний мир, и к середине зимы первая группа охотников за сокровищами двинулась в те края на лыжах и на собаках. Находки следовали одна за другой. На реке Макфарлейн обнаружились крупные золотые россыпи, участки вдоль берега были мгновенно разобраны, и работа закипела. Запоздавшие двинулись дальше к северо-востоку, и в Форт-Смит полетели сообщения о находках, еще более богатых, чем на Юконе. В новый район хлынул народ — сперва десятки, потом сотни и даже тысячи человек. В основном они шли из южных прерий или с приисков на реках Саскачеван и Фрейзер. С севера по Макензи и Лайарду прибывали небольшими группами старатели и искатели приключений с Юкона. Эти закаленные жизнью люди не раз замерзали в снегах, они знали, что такое муки голодной смерти.
