Геннадий Падаманс - Первостепь
Плохо Сосновому Корню. Болит голова. Муторно на душе. Тошнит его от обилия мяса, от запёкшейся крови, от вездесущих мамонтовых кишок, от жужжания мух – ото всего. Надо вылезти ему из ямы. Пускай Барсук один теперь рубит. Кто-нибудь спустится другой. Будто пива хмельного напился Сосновый Корень, даже шатается.
Старейшина Бурый Лис заметил, подошёл сзади к Сосновому Корню, руку на плечо положил:
– Устал, должно быть, Сосновый Корень. Пускай отдохнёт. Хорошо в яме действовал.
У Бурого Лиса язык не раздвоен, все это знают. Бурый Лис хочет, чтобы Сосновый Корень отдохнул. А Сосновому Корню ещё больше стыдно. Повернулся назад, пошёл к яме обратно. Спрыгнет и станет дальше рубить. До конца. Пока всё не закончат. До самого конца.
****
Режущий Бивень любит свою жену. Высока ростом, стройна, умелая и прыткая, сильная, свежая – лучшую женщину разве можно сыскать охотнику? Нельзя. Негде. У неё гладкая любвеобильная кожа, её руки нежны как ветки берёзы, тело как мечтательная грусть речной ивы, свесившейся над водой – но главное… главное то, что всё это любвеобилие, вся эта мечтательность, всё… принадлежит ему. И он сразу запутается в словах, если захочет о ней рассказать, хотя бы приблизительно. Просто Чёрная Ива прекрасна. Воистину. Не зря он вырезал из бивня её фигурку, очень умело вырезал. Он должен был вырезать Мать-Землю, а вырезал Чёрную Иву. Он вложил туда всё своё мастерство и даже кое-что большее. Даже длинные изысканные ресницы получились как настоящие, даже короткие торопливые ногти – всё было там, в этой фигурке. Фигурка так походила на Чёрную Иву, что та захлопала в ладоши от восторга, когда увидела… Но она не должна была видеть… Он должен был вырезать толстую старую Мать, как делали раньше, как делали предки, как делали все. Но у них ведь не было Чёрной Ивы. А у него есть. И он вырезал её. Само собой так получилось. Прекрасная была фигурка. Он очень тонко перенёс любимые черты на податливый бивень, он долго просил этот бивень поддаться и вместить красоту,.. но Чёрная Ива напрасно хлопала в ладоши от восторга. Когда фигурку увидел шаман, тот похвалил резчика за мастерство, а потом обозвал глупцом. Еохор сказал, что раз Чёрной Иве так понравилась фигурка, её душа может нечаянно переселиться туда, и тогда глупый резчик останется с резной Чёрной Ивой из бивня. А ещё он якобы обидел предков и даже Великую Мать. Землю обидел. Всех он обидел… Все просто завидуют его Чёрной Иве, и шаман приказал уничтожить фигурку немедленно и принести искупление, а он… Он сделал по-своему. И не повинился. И не повинится. Никогда не повинится. Потому что он прав.
Режущий Бивень вырезал и затем вытащил огромное мощное сердце гиганта. Два таких сердца по тяжести будут как Чёрная Ива. Ну, может, чуточку легче. Но только самую чуточку. Она ведь как пёрышко. Он поднимет одной рукой.
Она нарезает большие куски мяса на длинные узкие полоски и раскладывает на шкуре. Он порезал сердце и нарубает для неё большие куски, но временами останавливается и исподтишка поглядывает на увлечённую работой жену. Её колышущиеся смуглые груди с нежными сосками опять не дают ему покоя, он взял бы её прямо сейчас, забыл бы обо всём и взял бы, ведь она – сама молодость и сама красота. Она словно сила весенней земли, ждущей дождя. Перед ней не устоять. Нет…
Рядом с ними работает Львиный Хвост со своей женой. У этих дела тоже ладятся, как у всех. Проворно работает Львиный Хвост. Явно хочет обогнать Режущего Бивня. Постоянно поглядывает в их сторону. Разрубит побольше кусок и подглядывает: а сколько разрубил Режущий Бивень, а сколько разрезала Чёрная Ива? Режущего Бивня такое внимание не злит. Он только улыбается. Копьё Львиного Хвоста спасло ему жизнь. Если б не тот, если бы не успел… Но так все поступают охотники. Сделал как должно. Режущий Бивень тоже бы так поступил, не задумываясь. И даже говорить об этом не полагается. Ничего нет особенного в таком деле. Охотник стоит за охотника, как брат за брата. Они и есть все братья. По-другому нельзя.
Но забыл уже Режущий Бивень про Львиного Хвоста. Опять за женою подглядывает. Опять женою любуется. Рубит мясо, режет – и любуется. Какая она… невыразимая! И она с ним. Его жена! Но вдруг закричала сверху ворона, о чём-то своём закричала, о мясе, наверное, но Режущий Бивень как испугался. Как будто ему закричала. Всё же шамана ослушался. Всё же фигурку не сжёг. Не может беды какой приключиться? «Не может», - успокаивает себя Режущий Бивень. Жену свою он вырезал из бивня мамонта, его это дело, шамана вообще не касается. Не Большую Бобриху же вырезал, - Режущий Бивень даже морщится, вспомнив толстую и сварливую жену шамана, старуху противную. Даже остановился Режущий Бивень, работу вдруг прекратил, перестал резать. Но Чёрная Ива удивлённо на него взглянула, улыбнулась – и всё мигом исчезло. Нет никакой Большой Бобрихи. Чёрная Ива одна только женщина, других вообще нет, для Режущего Бивня – нет, не существует. И совсем не о чем беспокоиться, когда она рядом с ним. Что может быть тут неправильного? Что может быть дурного? Наказали уже Режущего Бивня за всё. Вот, мамонт зуб выбил, два зуба. Так может, это и была месть за фигурку из мамонтова бивня, того же зуба? Тогда теперь он в расчёте с духами. В полном расчёте. Режущий Бивень опять улыбается. Режет мясо и улыбается. Какая всё-таки ерунда, эти его опасения. Духи ведь обитают далеко, где-то там, на небе и под землёй. И так уж ли много дела им до людей? До какой-то спрятанной фигурки, спрятанной, а не сожжённой? Вот самому Режущему Бивню разве так много дела до духов? Разве следит за ними неусыпно, и днём, и ночью разве глаз не смыкает? Почему же им тогда должно быть до него дело, до него и до его жены?.. Почему?
Серые галки сидят на широких ветвях ближнего тополя. Сидят парами. И одна птица вдруг спорхнула вниз, когда Чёрная Ива на миг отвернулась, бесстрашно склюнула упавший мясной огрызок прямо у неё под ногами. И тут же обратно взлетела на ветку. С добычей.
Чёрная Ива заметила и всплеснула руками: «Ах ты седовласый воришка! Ну ладно уж, ешь».
Но воришка украл не для себя. Для неё, для подруги. И та уже кланяется подобострастно и плаксиво щебечет, словно галчонок. И он, как галчонку, пихает ей лакомство в клюв, проталкивает прямо в глотку. Подруга сглотнула и аж засветилась от удовольствия к зависти остальных. А воришка подбоченился горделиво, взъерошил голову, прикрыл томно глаза и уже подставляет подруге серую шейку: «Почисть-ка теперь мои пёрышки! Отрабатывай!»
Отрабатывает. И Чёрная Ива нет-нет да и глянет туда – и опять улыбается, молвит: «Хитрец». А Режущий Бивень исподтишка наблюдает за нею, и когда она произносит: «Хитрец», – он всегда отворачивается, словно не слышит.
