Виктор Гребенников - В стране насекомых. Записки и зарисовки энтомолога и художника.
Проверить это оказалось нетрудно. Чистое проверенное растеньице морковника помещено в банку, туда же вытряхнуто несколько наездников. И вот результат: через несколько дней в бутонах, там, где сошлись «в звездочку» еще не распрямившиеся лепестки, кучки овальных микроскопических яиц. Еще неделя — и из яиц появились пиявочки, то стоящие торчком, то качающиеся в стороны и напоминающие вопросительные и восклицательные знаки.
Было ясно: это начало какой то неведомой цепи. Пиявочки, несомненно, заняли такие позиции, чтобы прицепиться к насекомому, которое сядет на цветок, а прицепившись, отправиться в чье то гнездо и там продолжить (или завершить) свой цикл развития. Но в гнездо какого именно насекомого?
Они мгновенно и очень ловко перескакивали на любой движущийся у цветка предмет: конец иголки, бумажку, пинцет, стоило лишь приблизить приманку на досягаемое расстояние. Но убедившись, что это обман, пиявкоообразные личинки проявляли признаки тревоги и начинали ползать по игле или бумажке, забавно прикрепляясь к ней головкой, то подтягиваемым к ней хвостиком.
Шли дни. Личинки явно не росли, ничем не питаясь, и все так же рассевшись по краям уже начавших вянуть лепестков, терпеливо тянулись в пространство, слегка покачиваясь. Кого я только не сажал на цветок с пиявочками: диких пчел, лесных клопов, мух, жуков. Все думал, что угадаю хозяина. Иногда брал в пинцет от-дельную ножку или усик насекомого и под микроскопом подсовывал их личинкам. Правда, некоторые из них прицеплялись к приманке и ползали по ней, но всеобщего энтузиазма я не замечал и в общем так ничего и не добился.
Взрослые наездники также не давали ключа к отгадке и вскоре погибли. Вскрыв брюшко одного из взрослых наездников, я обнаружил массу яиц, очень напоминающих те, что я видел в бутонах. Только они, будучи еще не отложенными, имели какие то отростки, которыми, вероятно, должны были при откладке крепиться к растению; благодаря этим «шейкам» яйца удивительно походили на гусят. Такими я и изобразил их на рисунке.
Яйца наездников были похожи на гусят.
Родившиеся же личинки наездников отказывались от всякой еды: меда, сладкой воды, мясного сока. Они ждали таинственного хозяина, который увез бы их куда то для дальнейших превращений. Пришла уже осень, отцвели последние цветы сибирских луговин и опушек, погибли и мои невольники наездники, похожие на зеленоватые блестящие угольки, и их крохотные, не видимые глазом личинки. Остались лишь рисунки в моем альбоме, скупые строчки записей да неразгаданная тайна. Позднее я нашел объяснение. Оказывается, им нужны были… муравьи.
Цикл развития эвхаритид (так зовутся эти наездники) оказался таким. Микроскопическая личинка первого возраста (планидий), едва коснувшись тела муравья работяги, пришедшего за сладким лакомством (или на охоту, или на «дойку» тлей), прицепляется незаметно к волоскам его тела, «едет» с ним в муравейник, а там переползает в муравьиную личинку. Тогда уж малютка планидий превращается в обычную червеобразную личинку и проникает внутрь жертвы. Паразит растет, питаясь за счет хозяина. Если бы он оставался снаружи, то муравьи няньки немедленно бы его уничтожили. Личинка муравья успевает перед смертью свить себе традиционный шелковый кокон. Но из него выходит уже не муравей, а крылатая взрослая эвхаритида, которая быстренько выбирается из муравейника и улетает.
Вообще эвхаритиды изучены в экологическом и иных отношениях слабо, как и подавляющее большинство других невзрачных и бесполезных насекомых, на самом деле являющихся определенными промежуточными звеньями сложнейших цепей живого мира. Муравьиным семьям эвхаритиды существенного урона, по видимому, не наносят. В общем то очень немногим планидиям удается попасть к личинкам, причем строго определенных видов муравьев. Для растений же крохотные пиявочки — планидии эвхаритид совершенно безвредны.
Теперь мне стало понятно преимущество горбатой грудки эвхаритиды и гладкого полированного брюшка с острыми кромками: такое бронированное существо выберется целым из самого воинственного муравейника. Возможно также, что острия, шипы и прочные покровы необходимы для быстрого рассекания материала муравейника при выходе наездника из его недр.
Подгибая брюшко эвхаритиды к спине, убеждаешься в очень точном совпадении деталей некоего копательно режущего инструмента, в который превращается тело наездника на определенных этапах его жизни. На схематическом рисунке я попытался изобразить этот предполагаемый аппарат в действии.
Слева — эвхаритида в позе откладки яиц. Справа — схема складывания тельца наездника.
Собранные нами наездники были довольно крупные. Это давало основание предполагать, что сравнительно маленькой личинки рыжего или лугового муравья для развития одной эвхаритиды недостаточно и что наездники воспитаны на более объемистом пайке. Подозрение мое падает на древоточцев кампонотусов, за чьей семьей я частенько наблюдал на опушке и откуда не раз брал небольшие отводки для поселения в лабораторных муравейниках. Обидно: материал для успешных экспериментов находился в лаборатории на том же самом рабочем столе, а в голову не приходило посадить на цветок с планидиями муравья кампонотуса, жителя замысловатого стеклянного «дворца», специально устроенного для наблюдений.
Однако паразитирование эвхаритид именно на этом виде муравьев — пока только догадка, которую нужно еще проверять. Только вот трудность: все без исключения опушки и поляны наших лесов стали сплошь и тщательно обкашивать. Многие травы не успевают обсеменяться, многие насекомые лишаются пищи — нектара. От этого растительный и животный мир полян и опушек несет невосполнимый урон. Разрываются многие, большей частью тончайшие и неведомые нам звенья хрупких природных взаимосвязей, таинственные, но благотворные союзы трав и насекомых. Вывод напрашивается сам собой: хотя бы часть этих «травяных джунглей» нужно сохранить.
Впрочем, первый шаг сделан. Те самые «Шмелиные Холмы», о которых я уже упоминал, специальным решением Омского облисполкома объявлены заказником полезной энтомофауны. Таких микрозаповедников нужно устраивать больше, сохранять небольшие по площади уголки природы, не имеющие хозяйственной ценности.
Сколько всякой мелкой живности еще гнездится по оврагам, обрывам балок, обочинам дорог, старым паркам, лесопосадкам! Немало произрастает там и интересных растений. Основное, от чего нужно уберечь муравьиные, шмелиные, орхидеевы, улиточьи «города», — это вытаптывание и выкашивание растительности. Если это удается сделать, заповедник будет жить.
