Григорий Федосеев - Таежные встречи
Остаток дня мне хотелось использовать для осмотра подходов на главную вершину хребта с тем, чтобы завтра итти наверняка и успеть сделать всё необходимое по работе, тем более, что этому благоприятствовала погода.
Выпив по кружке чая, я и Ногаев перешли реку и без тропы, напрямик, стали подниматься по крутому скату отрога. Чем выше мы поднимались, тем становилось круче, больше редела тайга и уже под вершиной наш путь пошёл по мягкому снегу. Им были покрыты вершины гор и крутые увалы. Как ни присматривались мы к снежному полю, нигде не было заметно следов зверя.
Когда мы вышли на верх хребта, солнце только что скрылось за горизонтом. Егор, усевшись на камень, достал кисет. Он медленно оторвал от газеты клочок бумаги, свернул «козью ножку» и с наслаждением закурил. Я же, пользуясь тем, что из глубины ключей не успела ещё выползти темнота, долго любовался развернувшейся панорамой и заносил в дневник описание хребта Буртуй, намечая путь к его вершине.
Густая кедровая тайга раскинулась по всей округе. У неё, казалось, не было границ, где-то далеко у горизонта она сливалась с синеватым небом. По зелёному фону тайги ползли серебристые змейки ключей, кое-где виднелись выступы скал и снежные горы. Над всей этой панорамой висела таинственная тишина, которая бывает в тайге только при вечерних сумерках.
— Попробую раз-другой зареветь в трубу, — сказал Ногаев, — авось кто-нибудь откликнется…
Он достал из сумки длинную ленту бересты, свернул её конической трубкой и долго, не решаясь нарушить тишину, смотрел на утопающие в вечерних сумерках долины. Затем он заложил в угол рта тонкий конец трубы, зажал его губами и с натугой потянул в себя воздух. Протяжный звук полетел по долинам. Егор, медленно приподнимая трубу кверху и меняя высокие ноты на низкие, внезапным басом оборвал свою песню, подражая голосу изюбра. Звук был настолько силен, что долго слышались отголоски его ударов о далёкие скалы. Мы стояли молча. Тишина была ответом на наш «призыв». Тогда Ногаев, подойдя ближе к склону хребта, протяжно повторил свою песню и не успел оторвать трубу от губ, как до нашего слуха ясно донёсся ответный рёв изюбра. Ревел бык где-то далеко в чёрной кедровой тайге.
— Слышишь, отзывается, — сказал Ногаев, всматриваясь в тёмную даль.
— Что будем делать? — спросил я с волнением.
— Будем спускаться к табору, завтра утром он к нам заявится, — ответил спокойно промышленник, свёртывая трубу. — Ведь зверь думает, что ревёт соперник!
«Неужели по голосу на таком расстоянии он может определить место, откуда исходил звук?» — подумал я. Ответный голос изюбра слышался издалека. Каким же нужно обладать инстинктом, чтобы, услышав один раз призывный голос, через несколько часов прийти на это место?!.
Мои мысли были прерваны повторным рёвом зверя. Я готов был остаться на ночь здесь, сменять свою постель на холодную бессонную ночь, но Егор разубедил меня, говоря, что это может повредить делу.
— Раз уж он ответил, то утром будет здесь, — сказал он.
Было уже совсем темно, когда мы пришли к избушке. Ногаев за ужином всё подробно рассказал Прокопию, и мы решили рано утром итти на хребет.
На ночь все расположились у костра. Маленький огонь тускло освещал поляну. Было холодно. Прокопий и Ногаев скоро уснули; мне долго не спалось, и как-то невольно я вспомнил многое из жизни изюбра.
…Жизнь этого зверя всегда вызывала во мне огромное любопытство. Работая в экспедиции, я много лет встречался с ним на летних пастбищах, на солонцах, в тайге зимою, на переходах. Наблюдая за ним во все времена года, я пришёл к выводу, что именно осенью, когда приходит брачная пора изюбров, его жизнь чрезвычайно интересна. Именно в это время года его голос, полный любви и угроз, поистине украшает тайгу. Не одну ночь я провёл на вершинах отрогов, чтобы утренней зарёй услышать зычный голос быка. Я часто прислушивался к этому рёву и всё же не мог понять, что хочет передать им изюбр: то ли он поёт эту песню для своей подруги, то ли зовёт на бой соперника, а возможно, зверь ревёт от избытка сил, которые он успел накопить, живя в горах всё дето.
Когда голова изюбра украшена 10–12-концовыми рогами, он обладает максимальной силой, смело принимает бой и отражает противника, а его голос в это время достигает наибольшей силы и стройности; он щедро одарён и красотой. Кажется, нет ему равного по силе, и мечется он по долинам, по уступам тор, ищет соперника и всё ревёт.
Вот он на высоком гребне глухой тайги и, провожая солнце за горизонт, затянет нежными переливами свою брачную песню. Пропоёт её и прислушается, нетерпеливо удерживая себя на одном месте. Не получив ответа, он снова повторит свою песню и снова ждёт, всматриваясь вдаль мутными глазами. Но вот откуда-то послышится такая же песня, стройная, нежная, полная призыва и угроз. Бык делает прыжок и, замирая, прислушивается как бы не веря звукам. Затем снова прыжок — ив бешеной горячке он несётся на зов соперника, подавшего голос.
В эти минуты его покидает страх, он забывает про осторожность. Размашистой рысью, не зная преград, через распадки, россыпи и гари торопятся быки друг к другу навстречу. Чем ближе, тем яснее слышится песня Теперь в них что-то другое — смелое, дерзкое. Один ревёт грозно; ему отвечает другой — злобно, грубо. Волна ми по всей округе разносится несмолкаемое эхо, будто оповещая всех о предстоящем поединке.
Но вот рёв становится тише, как бы умолкает, и только низкие, захлёбывающиеся звуки говорят, что борьба только начинается.
Разрывая сильными ногами землю, подходят соперники друг к другу и, сжимаясь в прыжке, с разбегу бросаются в бой. Звонко застучат рога, ударившись друг о друга, и, если этот стремительный удар не решит явного преимущества одного перед другим, соперники дерутся долго, не щадя себя, и нередко гибнут в бою или позже умирают от ран.
Так проходит осень у изюбров, и в зиму они остаются худыми, измученными, побитыми.
Промышленники давно знали, что только осенью ревёт изюбр и что именно в это время он обычно теряет осторожность. Сделанная из бересты или кедра труба служит прекрасным инструментом для подражания голосу изюбра. С этой трубой бродили охотники по горной тайге, изредка подавая голос. Услышав звук трубы и приняв его за рёв быка, обманутый самец стремглав бросается на этот зов, и в тот момент, когда соперник кажется близко и он готов схватиться с ним, — падает за мертво от меткого выстрела охотника.
— Уж больно любопытно, — говорил Прокопий, смотреть на него в это время. Даже страшно бывает, когда он, сгоряча, не разобравшись, прёт прямо на тебя!
