Евгений Спангенберг - Записки натуралиста
Не только на крыше, но и в квартире Трушка чувствовал себя независимо и вел как хозяин. Кошки при его приближении почтительно отходили в сторону или вскакивали на столы и подоконники. Конечно, лучше уступить дорогу, чем быть жестоко искусанным маленьким вспыльчивым забиякой.
Однажды я получил в подарок уже крупного, шестимесячного щенка-сеттера. Он был глуп и доверчив. Как сейчас помню, я внес его на руках и, не говоря ни слова, поставил на пол среди комнаты. Конечно все окружили этого толстого симпатичного увальня.
Вдруг из-за кушетки появился Трушка. Независимо он прошел мимо нас и направился к глупому щенку-сеттеру. Видимо, перевязка также решила познакомиться с новичком. К сожалению, знакомство неожиданно приняло неприятную форму. Щенок доверчиво приблизился к Трушке, с любопытством обнюхал маленького смешного зверушку. Пес помахал своим толстым хвостом, доказывая этим, что у него нет никаких дурных намерений.
Иначе вел себя перевязка. Совершенно спокойно он поднялся на задние ноги и как-то особенно долго и тщательно обнюхивал большой и влажный нос собаки. И вдруг вся квартира наполнилась отчаянным щенячьим визгом — Трушка жестоко вцепился зубами в нос бедной собаки.
Много времени прошло после этого случая, добродушный щенок-сеттер стал взрослой большой собакой, но и тогда он боялся зубов перевязки. Если из комнаты доносился гневный лай и рычание сеттера, мы знали, что это маленький зверек обижает большую собаку. Трушке особенно полюбилось есть из собачьей миски. Он приближался смело, не обращая внимания на угрожающее рычание, а сеттер отступал в сторону. Пока маленький нахал хозяйничал в его миске, сеттер рычанием выражал негодование, но не решался подходить близко.
И только единственный обитатель квартиры — старый крикливый попугай Жако — не признавал Трушкиного авторитета. При первой попытке проникнуть в клетку и познакомиться с ним поближе попугай насквозь прокусил Трушке лапу. Затем птица подняла такой неистовый крик, что нервы зверька не выдержали, и он поспешно скрылся под шкафом. После этого случая перевязка ни разу не подошел к клетке и вообще не обращал внимания на попугая. Какое ему дело до назойливой крикливой птицы?
Значительно позднее я вместе со всей семьей проводил лето в Средней Азии.
Однажды знакомый казах-охотник принес мне семью перевязок. Она состояла из старой самки и трех маленьких детенышей. Вначале я поместил животных в большую клетку. Вскоре, однако, укус ядовитой змеи-щитомордника погубил старую самку и малыши остались без матери. Тогда я передал перевязок жене. Благодаря ее заботливому и внимательному уходу они благополучно выросли и вскоре стали совсем ручными.
Как они были смешны и интересны — представить трудно. Большеголовые и маленькие, с тонкими шейками, они двигались странными толчками. Казалось, вот-вот непропорционально тяжелая голова перевесит вперед легкое туловище и зверек перевернется на спину. Но этого не случалось. Когда же им давали застреленного грызуна-песчанку, они впивались в нее своими острыми зубами и, пытаясь отнять друг у друга добычу, поднимали сначала возню, а затем драку. К сожалению, несколько подросшие перевязки быстро одичали и жили своей собственной замкнутой жизнью.
ТЮКА
Хороши ночи на юге. И хороши они не только лунным сиянием, ярким мерцанием крупных звезд, тишиной, но и своими звуками. Тиха южная ночь, и в то же время она богата своеобразным гомоном, но он так не похож на громкие звуки яркого дня и так гармонирует с торжественной красотой южной ночи. Вот нескончаемый вибрирующий свист какого-то животного. Это поет свою простенькую весеннюю песню жаба. Она поет целые ночи, и вы так привыкаете к убаюкивающим звукам, что они не тревожат вас, не нарушают окружающей тишины. «Клюю… клюю… клюю…» — монотонно, напролет все ночи кричит какая-то птица. Вкрадчивые голоса доносятся и с ближайших пирамидальных тополей, и из потемневших в долинах садов, и сквозь прозрачную лунную даль из горного леса. «Клюю… клюю…» или «тюю… тюю…» — протяжно и без конца кричат маленькие ночные совки-сплюшки. Проходят десятки лет, а очарование южной ночи не может изгладиться из вашей памяти.
Привет тебе, южная красавица — серебристая ночь!
Думаю, что после этого краткого предисловия читателю будет ясно, почему я рассказ назвал «Тюка». Тюка — имя одной из совок, долго живших у меня в неволе. Но прежде чем рассказать о Тюке, о милой и славной птичке, я хочу вкратце познакомить читателя вообще с совками и рассказать историю, как Тюка попала мне в руки.
Совки, как показывает и само название, — мелкие совы. В нашей стране совки представлены несколькими видами. Они отличаются друг от друга размерами, наличием или отсутствием так называемых «ушек», окраской оперения и особенно хорошо — голосами. Каждый вид совок кричит по-своему. Например, южноазиатская сова, населяющая леса Уссурийского края, для неспециалиста почти неотличима от совки-сплюшки. Но кричит она совсем иначе: «Ке-вюю, ке-вюю, ке-вюю», — раздается по лесу не то крик, не то свист этой птицы.
Сады и тугаи, разбросанные среди пустынь Средней Азии, заселены буланой совкой. Она чуть крупнее совки-сплюшки и окрашена более бледно. Однако голос ее совсем не похож на голоса близких видов совок. Вылетит она вечером из дневного убежища, усядется на ближайший сук и часами, а иногда и в течение всей ночи удается слышать ее голос: «Кух, кух, кух, кух», — без конца кричит буланая совка.
Какова внешность этих видов совок?
Наверное, читатель знает одну из наиболее крупных наших сов — филина. Если знает, то пусть уменьшит филина раз в двадцать — вот тогда он и получит представление о совке-сплюшке. Самцы большинства совок обычно меньше самок. Самец сплюшки, например, очень маленькая птичка. Взрослого самца, пожалуй, можно накрыть чайным стаканом. Одним словом, совка — крошечная сова, обладающая исключительно привлекательной внешностью.
Замечательна она также своим умением корчить уморительные рожи и принимать позы, какие не так уж часто удается наблюдать у других пернатых. Во время дневного сна, например, в яркий солнечный день, вытянется совка во всю длину, плотно прижмет оперение к телу, и только кисточки ушей торчат вверх, как рожки. В такой позе она благодаря своей покровительственной окраске оперения и неподвижности почти не отличается от древесной коры, а из-за угловатой формы тела кажется каким-то наростом на дереве или сучком. Но присмотритесь хорошенько, постарайтесь увидеть ее физиономию, и вашим глазам представится, ни дать ни взять, маленький своеобразный чертенок, каких иной раз изображают на рисунках. «Рожа» у нее в такие минуты узкая, длинная и препротивная, поднятые вверх уши делают ее еще длиннее, глаза едва заметны, в виде щелочек. А впрочем, птица ли это — быть может уродливый сучок, и вы, не доверяя глазам, невольно потянетесь к ней рукой, чтобы пощупать непонятный предмет, или попытаетесь дотронуться до него прутиком. И мгновенно древесный сучок, как в сказке, превратится в живую маленькую сову с круглыми оранжевыми глазками, с круглой совиной головой без ушек. Но пока это превращение дойдет до вашего сознания, совка благополучно улетит и скроется в густой листве стоящего поодаль дерева.
