Владимир Данилов - Семнадцать перышек
Отец сидел на крыльце и строгал рукоять для нового багра.
— А-а, рыболовная бригада вернулась! Ну, как успехи?
Как ни пытался Валька выдержать серьезную мину, губы его сами расплылись в радостной улыбке.
— Во! — с победным видом он протянул отцу прутик с насаженной рыбой. — Видал?!
— Хоро-ош! — восхищенно произнес отец. Но тут он заметил притулившуюся к хариусу форельку.
— А это что? — спросил он.
— Как что, форель!
— Форель… Какая же это форель? Килька, а не форель. До настоящей форели ей еще лет пять расти надо. Почему не выпустил обратно?
Валька потупился. Сколько радостных минут он пережил, когда форель попала в его руки. Как хотелось удивить отца. А получилось совсем наоборот.
— Давай, Валентин, уговоримся, чтобы больше ни одной форели. Неужели ты сам не понимаешь, что форели в наших реках совсем мало осталось. Только в таких далеких от жилья, как Сула. А ведь эта рыба для любой реки украшение. Эх, Валентин, Валентин. Знал бы я, что ты на перекат пойдешь, ни за что бы одного не отпустил.
Конечно, отец был прав. И почему эта форелька не сорвалась, когда он упал с камня?! Уже в воде была, а не отцепилась. Теперь вот отец выговаривает и сердится на него… Всегда зовет Валек, Валек, а тут Валентином назвал, значит, сердится не на шутку.
Валька стоял понурив голову и не знал, что делать. Отец сам пришел на выручку:
— Ладно, — сказал он, — не обижайся. Ведь я дело говорю. Это тебе вместо профилактики, чтобы наперед знал. Иди, жарь свою добычу.
За завтраком отец нахваливал Валькиного хариуса. Но к форели так и не притронулся.
…Валька вспоминал обо всем этом, уставившись широко открытыми глаза в потолок.
Все так же деловито стучат и поскрипывают ходики, а время словно остановилось. И чернота за окном все та же. Интересно: сколько кругов сделала на циферблате минутная стрелка? Один, два, а может и три?
Валька таращится в темные углы и снова вспоминает.
Дядя Ефим пришел на кордон под вечер. За плечами его топорщился громадный берестяной кошель. Когда дядя Ефим сбросил его, эта необъятная плетенка, словно двухпудовая гиря, тяжело шмякнулась о землю.
— Принимай гостя, разводи самовар, — сказал вместо приветствия дядя Ефим. Он снял полинялый картуз и широкой ладонью, усаженной короткими толстыми пальцами, отер со лба пот. И тут он словно впервые увидел Вальку.
— О-о, Павлов сын! Похож, похож, вылитый отец. Батька дома? Пойду почеломкаюсь с ним. А ты, дружок, постереги мой кошелик.
И гость простучал тяжелыми сапогами по ступенькам.
Валька словно прирос к земле. Этого человека он никогда не видел, а тот почему-то узнал Вальку.
Какой-то странный дядька. Велел стеречь этот «кошелик». А от кого? Люди сюда заходят редко. Медведи вообще не появляются.
Валька взбежал было на крыльцо, но тут распахнулось окошко, и показалась всклокоченная голова гостя.
— Эй, Валюша, занеси кошелик в сенцы! — крикнул тот.
Легко сказать «занеси». Как Валька ни пытался оторвать кошель от земли, ничего не получалось.
«Да что он, камней с переката туда напихал, что ли!» — в сердцах подумал Валька. Чтобы сдвинуть кошель с места, пришлось впрячься в широченные лямки.
В надежде на помощь Валька то и дело поглядывал на окно, однако гость уже захлопнул его.
С трудом Валька проволок кошель по ступенькам и поставил в сенях.
Когда он вошел в дом, отец уже растопил плиту и наливал в чайник воду. Гость, блаженно вытянув ноги, сидел на лавке.
— Знакомься, Валек, это дядя Ефим. Мы с ним вместе воевали. Он из города в отпуск приехал. Решил всю нашу Сулу сверху донизу пройти. Каково!
— Да чего там идти, — вступил в разговор дядя Ефим, — По озерам ваши сплавные катера везли. Бесплатно. Я всем мотористам говорил, что к тебе, Павел, еду. А ты тут, оказывается, человек известный. Мне через тебя всюду почет и уважение. А речонку вашу я давно на примете держу. Говорят, тут и лососку забагрить можно. Как?
Отец растерянно пожал плечами.
— Кто знает… Мы вот багрим бревна. Сам шел сверху, видел, наверно, сколько леса по Суле к нашему порогу идет. Да и, признаться, не ловим мы лососей. Мы тут с сигами воюем. — Отец многозначительно подмигнул Вальке.
— Ну, сиги это не тот рыбец, — деловито проговорил дядя Ефим. — Ежели коптить, тогда из него настоящий продукт получится. А где ж мне коптить, когда я сегодня здесь, завтра — дальше пошел. Не ради сига я в такую даль стронулся. Красная рыба мне нужна. Ее в посол — и храни сколько хочешь. А вкус, а нежность — пальчики оближешь! Только у нас на Шуе с этим делом ой-ой как хлопотно стало. Чуть зазевался, рыбинспектор тут как тут. И спиннинг забирает, и штраф еще плати. А уж с липачом лучше и носу не показывай. Удивляюсь я вам. Живете в такой глуши, а красной рыбы в глаза не видите.
Передохнув, дядя Ефим принес из сеней свой кошель и начал вынимать из него поклажу. Валька, не отрывая изумленных глаз, следил за каждым движением гостя. Стол сразу оказался заваленным разными коробочками, в которых позвякивали блесны. Потом на свет появился большой сверкающий крюк на деревянной ручке. За ним — какое-то непонятное сооружение, напоминающее игрушечные саночки.
Валька, наконец, не выдержал.
— Дядя Ефим, а это зачем?
— Багорик? Э-э, сразу видно, не учит тебя отец рыбацкой премудрости. Да без этой штуковины, Валюша, я и на реку не выйду. Заблеснишь лососку, подтянешь к берегу, а дальше как? Тут багорик и выручает. Подведешь под рыбину и-и раз ей в бок багорик. Тут уж, считай, твоя.
— А это что?
— Ну ты, брат, и темнота! — Дядя Ефим с сожалением покачал головой. — Липача не видал? Во! салазки. Цепляю к ним жилку потолще и на струю. Ты по берегу идешь, а салазки к другому бегут. Да еще крючки за собой тянут по воде. Скачут крючки, воду царапают, ну что твоя бабка-липка, мотылек, значит. А какая рыба от такой закуски откажется? Тут тебе и харьюз и форель, даже окунь не побрезгует.
— Валентин! Отойди от стола, не мешай дяде Ефиму, — строго сказал отец.
И хотя Валька совсем не прикасался к столу, он понял, что отец недоволен. Не зря же он назвал его Валентином.
— Что ты, Павел, не мешает он мне. Пусть малец снасть обозрит, — возразил дядя Ефим. — Завтра я тебе, Валюша, все покажу в деле. Повезет, так и лососку забагрим. Уж больно порожек ваш говорлив. Не иначе лососки тут стоят.
Но утром, едва забрезжил рассвет, отец отозвал сына в сторонку и предупредил, чтобы тот и пальцем не смел прикасаться ни к одной снасти дяди Ефима.
Позавтракали наспех. И через полчаса смотрители Акан-коски отправились к оплотнику. Дядя Ефим один пошел на перекат.
