Сергей Кучеренко - Встречи с амурским тигром
Мои опасения оправдались: следы тигра потянулись в верховья Свекровкиной. Сопки круто спускались к реке справа и слева. Подо льдом глухо шумела вода. В одном месте тигр провалился и выскочил на берег с мокрыми ногами и брюхом. Катался в снегу, сушил свою шубу. Полежав немного, он пошел берегом реки.
Путь мой и на третий день был тяжел, ноги скользили по камням, пихтач и кустарники цеплялись за одежду на каждом шагу. Валежины и выворотни приходилось огибать почти все время. А тигр прет и прет. Куда? Ведь не видно ни кабаньих, ни изюбриных следов, все звери остались внизу, в кедрачах и дубняках. А здесь — одни юркие соболи да осторожная кабарга.
Пантелеймон тоже, наверное, соображал. Одна лежка на боку, вторая, третья… Зверь явно раздумывал. После очередной лежки он двинулся к реке, пересек ее и повернул обратно вниз. Конечно же, здесь идти легче, место ровное. Начался кедрач. А вот и совсем отлично — тигр вышел на старые затесы давней тропы и уверенно повел меня по ней, как по дороге, вниз вдоль Свекровкиной. Давно бы так, думаю, а то совсем измотал меня по валежнику…
Незнакомый с местностью человек вряд ли шел бы так легко по этой тропе, потому что ее под снегом не видно, а почерневшие затески попадались редко и плохо различались. А вот амба шагал как по асфальтовой дорожке. Лишь однажды он не уловил вовремя крутого поворота, но тут же нашел его. Я неоднократно и раньше отмечал, что тигры, во-первых, любят ходить по дорогам и тропам, а во-вторых, великолепно их помнят. Зрительная память у них изумительная. Впрочем, справедливости ради замечу, что так же совершенна она и у многих других зверей.
Идти по тропе теперь было легко и приятно. Я шел тихо и смотрел во все стороны. Кругом кипит жизнь: то доверчивые рябчики вспорхнут и сядут тут же, то запрыгает с ветки на ветку, недовольно цокая, суетливая белка. Невдалеке странно зачихала кабарга, подпустила к себе метров на тридцать и умчалась до смешного необычными прыжками — резкими, неритмичными, из одной стороны в другую. Вдруг мне показалось, будто кто-то смотрит на меня справа. Я повернулся и в ту же секунду увидел семью изюбров, стоявших совершенно неподвижно и разглядывавших меня.
Звери хорошо знают, что неподвижное трудно замечается, вот и эти замерли в надежде: авось человек пройдет мимо. А как только поняли, что обнаружены, стремглав кинулись прочь. Не в пример кабарге, они бежали красиво и, так сказать, благородно, легко перебрасывая через валежины и кустарники свои крупные тела в пышной светло-бурой шерсти.
Как будто понимая мое миролюбие, изюбры отбежали самую малость и затихли, прислушиваясь. А через десять минут начали пастись. Может быть, и они способны отличить вооруженного человека от безоружного?
Долина речки заметно расширилась. Было много зарослей хвоща, который зимою особенно любят изюбры. Их следов становилось все больше и больше. Трижды тигр пытался скрадывать здесь добычу, но все неудачно. Характерно, что и эти звери убегали от тигра не дальше двухсот метров и начинали пастись как ни в чем не бывало. Видимо, знают, что бегать тигры не любят. Вернее, не могут долго бежать.
И опять вынужденные экскурсы в сторону. Теперь — в область биологии. О способности различных животных к длительному бегу можно судить по размерам сердца. Наш Пантелеймон весит примерно сто девяносто килограммов. У самца с такой тушей масса сердца около семисот пятидесяти — семисот восьмидесяти граммов, а вот у быка изюбра с подобным живым весом оно почти в два раза больше. К тому же у быка длинные и очень сильные ноги.
Интересной была очередная неудачная попытка тигра заграбастать оленя. Бык пасся в редком крупноствольном лесу на ровном чистом месте. Казалось бы, в таких условиях подкрасться к нему невозможно, но, вероятно, в то время дул благоприятный для нападающего ветерок, и он решил попытать счастья.
Пантелеймон полз, подолгу затаиваясь за кустами и деревьями.
Когда расстояние сократилось метров до двадцати, рогач, видимо, заметил врага, но тот замер. Изюбр напряженно ловил струи воздуха, пытаясь убедиться в опасности с помощью обоняния. Он стоял к тигру боком. И вот Пантелеймон решил рискнуть. Нетрудно догадаться, что свой прыжок он сопроводил оглушительным ревом, дабы страхом парализовать жертву. Но не тут-то было! Бык метнулся в сторону и птицей перелетел через несколько молоденьких елочек. Тигр бросился ему наперерез, но при попытке с ходу круто изменить направление атаки не удержал равновесия, проехал юзом по снегу, вскочил, затем промчался частыми стремительными и короткими прыжками около сорока метров и, видя бесцельность погони, опустился на брюхо. Долго лежал, вытянув передние лапы и положив на них голову. Хлестал в злобе хвостом снег.
Вморозив в снег еще несколько волос с брюха, амба резко изменил свой маршрут — взял направление на низкий перевал в Яшкин ключ. Те места были мне знакомы. В ключ Пантелеймон спускаться не стал. Поднявшись на перевал, свернул влево и пошел водораздельной линией между речкой Свекровкина и ключом Яшкина. Здесь пролегла наторенная им тропа, с которой хорошо просматривались склоны сопок.
Там был крутой скалистый обрыв, который изюбры, спасаясь от волков, использовали в качестве отстоев. Тигр спустился к подножию этого обрыва и переворошил здесь снег. Видно было несколько выбеленных дождями и солнцем изюбриных черепов, в том числе два с великолепными рогами. Не найдя ничего съедобного, тигр залез на скалу. Ушло у него на это минуты две, а я потратил не менее получаса, проклиная всех святых. Пальцы изодрал о камни, штаны на коленях порвал… А когда, в который уж раз падая, схватился за аралию и сильно поранил руку, то досталось и Пантелеймону как первопричине моих бед: я очень неуважительно обозвал его… матрасом полосатым, прибавив для крепости еще пару словечек.
На скале «мой» долго грелся на солнце, а я кипятил чай. Отдохнув, пошли дальше. Разумеется, я шел теперь после тигра дней на десять — пятнадцать позже. Идти стало намного легче, так как тропа повела по отлогому склону вниз. Я надеялся, что Пантелеймон спустился этим хребтом в долину Васильковки, откуда до охотничьего зимовья, в котором я мог бы заночевать, было несколько километров, но у зверя оказались другие планы. Полежав на небольшом чистом пригорке, он что-то учуял и маленькими шагами начал спускаться наискось по склону. Несколько раз ложился, полз. Потом огромные прыжки, и вот оно — место очередной трагической развязки. Я его сразу не заметил, потому что оно находилось за большой валежиной. Молодая изюбриха погибла на лежке, так и не успев вскочить. Хищник съел заднюю часть тела и бок до лопаток. Все остальное зарыл в снег. Колонки и харзы уже успели набить к остаткам тигриной трапезы плотные тропки.
