Если верить Хэрриоту… - Галина Львовна Романова
Шаморга приближалась. Уже виднелась провалившаяся крыша церкви, стоявшей на всхолмии. Уже вокруг пошли дальние огороды, вильнула в сторону колея, ведущая к другому концу деревни. Как вдруг сбоку, на равнине, мы увидели светлое пятно, медленно перемещавшееся.
— Смотри, Галочка, никак твоя корова! — толкнула меня локтем Лена, стоявшая рядом со мной.
Зрение у меня далеко от идеального — все мне говорят, что нужны очки, но времени обзавестись ими нет. Пятно-то я видела, узнавала, что это корова, но что она из моей группы… Я не могла взять в толк, как можно на таком расстоянии разглядеть на спине у хвоста красную продольную полоску — знак моей группы.
Я уже готова была поспорить, но тут дорога сделала поворот, и корова оказалась ближе к нам. Приглядевшись, я в самом деле узнала Марьяну. Это была ее небольшая головка с короткими обломанными рожками на по-оленьи гибкой шее, ее вихляющая, неровная походка, ее метущее землю вымя. Корова шла спокойным, размеренным шагом, подняв голову и устремив взгляд на горизонт. Летний лагерь располагался чуть в стороне от направления ее следования, и, судя по всему, она не собиралась сворачивать к нему.
— Не иначе как от стада отбилась, — рассудила Лена. — Опять поздно явится.
Но в тот вечер Марьяна не пришла вовсе. Я беспокоилась, ведь мы отвечали за жизнь и здоровье доверенных нам животных! Однако на следующее утро первой, кого мы увидели, вылезая из машины около стана, была Марьяна. Корова стояла у самых дверей и ждала нас. Не выказывая ни раскаяния, ни нетерпения, она последовала за нами, первая вошла в станок и дала понять, что желает немедленно быть подоенной. А отдав молоко, вышла в загон, подошла к калитке и тут впервые обернулась на людей с недовольной миной. «Я сделала свое дело, выполнила долг, — говорил весь ее вид. — А теперь я хочу отправиться по своим делам. Вы не имеете права дольше задерживать меня здесь против моей воли. Я требую, чтобы немедленно открыли ворота и выпустили меня!» И уж конечно в тот день она не стала ждать, пока подоенные коровы не спеша выйдут из загона, — покинула его первая и, не теряя и минуты, отправилась вперед, к синевшим на горизонте неизведанным далям.
Мне эта ее самостоятельность часто выходила боком. Закончив дойку, я бросала все дела и отправлялась искать путешественницу. Чаще всего я находила ее метрах в ста от лагеря. Марьяна возлежала на солнышке, лениво пережевывая жвачку. Когда я подходила, она легко и молодо вскакивала на ноги и шла к ферме. Здесь ее не требовалось подгонять — она понимала, что я и так выказала ей максимум уважения, сама пройдясь до нее.
— Галочка, давай скорее! Чего ты опять копаешься? — кричали мне в конце дойки.
— Подождете немного! — огрызалась я. — У меня еще Марьяна не приходила.
— Брось ее! Не пришла — и ладно! Что нам теперь, до обеда ее ждать? Вечно ты не вовремя…
Такие споры происходили каждый день — из-за Марьяны я всегда отставала от бригады. Но бросить доить корову не могла — индивидуалистический нрав с лихвой восполнялся ее удойностью. Я всегда знала, что Марьяна способна одна наполнить два ведра молоком. Ее неправильной формы вымя — левая задняя доля была раза в два больше обеих передних и сосок вечно подметал землю — вмещало столько молока, что приходилось только удивляться. Как-то раз я решила проверить его на жирность и выяснила, что она составляет целых четыре с половиной процента — наш средний показатель по стаду был существенно ниже.
К сожалению, коровий век короче, чем кажется. Приехав на второе лето в Шаморгу, я уже не застала Марьяны — ее постигла судьба всех старых коров, а именно — мясокомбинат. Нашедшаяся ей замена — не менее самостоятельная первотелка Ночка, прозванная за свою любовь к уединенным прогулкам Одиночкой, — казалась жалким подобием, никоим образом не соответствующим идеалу. В ней не было неистребимой тяги Марьяны к дальним странам — она была просто молоденькой дурной коровкой, которая не поспевала за всеми и, отстав, принималась блуждать по окрестностям, одержимая только одним — найти дорогу на ферму. Я жалела ее, но не любила. После исчезновения Марьяны любить в моей группе стало некого.
3
После того как мы немного освоились с профессиями доярок и пастухов, коровы, очевидно, решили, что они тоже освоились с нами, и изо всех сил принялись делать все, чтобы мы не скучали. Чаще всего дело ограничивалось мелкими пакостями вроде вышеописанных чудачеств Балерины и Задиры, но порой они подкидывали нам неожиданные сюрпризы. Немало способствовали этому и обстоятельства.
Примерно на десятый день работы внезапно кончился комбикорм. Фураж мы получали раз в три дня по девять мешков на брата из расчета три мешка на утро, обед и вечер. Но в тот раз то ли при погрузке обсчитались, то ли машина не пришла вовремя — сейчас уже трудно восстановить подробности. Факт остается фактом: на вечернюю — а значит, и на завтрашнюю утреннюю! — дойку у нас оставалось всего полмешка у каждого. Тот, кто считает, что этого достаточно, пусть попробует разделить два ведра дробленого зерна поровну на тридцать коров, из которых половина будет требовать себе повышенную норму — как плату за хорошее поведение. Не нужно быть математиком, чтобы понять: такое количество подкормки обеспечит вам нормальную дойку от силы десяти животных, в то время как остальные останутся полуголодными, а значит, нервными. Кроме того, у них более чем наверняка назавтра упадут надои. Как ни крути, веселого мало.
Хорошо, поблизости наш неунывающий бригадир углядел подсыхавший на солнышке перед отправкой в силосную яму клевер, еще свежий — его скосили в обед. Ребята с пастухами отправились туда, прихватив пустые мешки, и вскоре вернулись, таща их уже наполненными. Мы возликовали. Но у коров было свое мнение. Просто они не торопились высказывать его вслух.
Дойка началась. Я благополучно пропустила несколько стельных коров, прогнав их через станки. Потом, как назло, чередой пошли коровы, которые у меня в памяти остались лишь именами — ни единой индивидуальной черточки характера я у них так и не выявила. Каждой из них досталось по пригоршне комбикорма. Одни волновались, слизав его весь и удивляясь отсутствию добавки, другие вели себя более спокойно. Ну, упал пару раз аппарат,
